— А кого еще-то надо?
— Так тебя же! — удивилась его непонятливости Лера. — Мне твое присутствие сил придает.
Маркус ответил столь же удивленным взглядом. Затем помахал в ее сторону двумя пальцами, будто соринку с плеча стряхивал:
— Отодвинься! Вдруг ты восстанавливаешься за счет других.
Лера уставилась на Маркуса, не веря своим ушам. Он, что, реально пошутил? И чуть раньше, про скромность… Уже два раза? Ей не показалось?
А Маркус вдруг помрачнел и встал.
— Идем. Тебе надо нормально спать хотя бы в оставшиеся дни.
Идти никуда не хотелось. Хотелось сидеть на этой скамье всю ночь, вдвоем…
— Эх, перед смертью не надышишься, — вздохнув, Лера поднялась.
Они неторопливо двинулись во тьму аллеи. Над головами плыл янтарный светляк, воздух благоухал ночными цветами, где-то тихо посвистывала сонная пичуга — было хорошо, не хуже, чем на скамье. Жаль только, что все дороги когда-то кончаются.
— Маркус, — негромко позвала Лера. — Ты же знаешь мои возможности… вернее, слабости… но поддерживаешь и даже ставил деньги в заведомо проигрышных пари… Зачем? Ты веришь в меня? Или это просто желание идти всем наперекор?
— Сегодня, что, день откровений? — вместо ответа сухо спросил Маркус.
Лера стушевалась. Черт, зря полезла с такими вопросами. Слишком личные… Злясь на себя, она театрально развела руками:
— Ну извини! Не знала, что у вас разговаривать можно только по дням откровений. — Тут она с подозрением покосилась на Маркуса: — А такие, вообще, есть?
— Нет.
Лера поджала губы, не зная то ли рассмеяться, то ли обидеться.
Остальной путь они проделали в молчании, но когда вышли к общежитиям, Маркус внезапно остановился.
— Хочешь знать, почему я ставлю на тебя? — Он внимательно посмотрел ей в глаза. — Потому что ты пошла в лабиринт с двадцатью единицами, а перед тем сказала, что в академии решается твоя жизнь.
Лера почувствовала, как румянец заливает щеки. Блин, она, действительно, это говорила. Так пафосно… Но кто ж знал, что после того злополучного случая на озере они с Маркусом снова встретятся.
— Я думала, ты пьяный был, не помнишь, — пробормотала она.
— Я все помню. И твой прощальный жест тоже.
— Злопамятный какой!
— Скорее, осмотрительный, — не поддержал Маркус ее легкомысленный тон. — Считаю жизненно важным знать, что за человек рядом со мной. Один в порыве ярости всего лишь метнет бутылку, а другой, улыбаясь, вонзит в спину нож.
Раскинув руки и ноги, Лера лежала на теплом полу в своей комнате и смотрела в едва различимый во тьме потолок. Не спалось. В мыслях всё крутилась последняя фраза Маркуса.
— И что это было? — хмуро спросила Лера у потолка. Звуки растаяли, не потревожив мирный сон женского общежития. — Я-то, дура, думала, Маркус мне поверил, а он… Он, что, намекает, будто я припасла нож? Или думает, я могу только бутылками кидаться? К слову, из бутылок «розочки» делают… А может, он всех подозревает⁈ Осмотрительный, блин… Как можно быть таким в двадцать лет?
Хотя… Если у тебя казнили отца, и в жизни осталась лишь одна цель — отомстить… Если друзья превратились во врагов, а спину прикрыть некому… Тогда от каждого будешь ждать подлого удара.
Даже от клиентки… Блин, погано-то как.
— Я просто хочу вернуться домой. Что в этом плохого?
Вопрос остался без ответа, лишь мрак, казалось, колыхнулся в темных углах и придвинулся ближе.
Погасив светляк, Овидус блаженно растянулся на свежих, пахнущих миндалем и полынью простынях. Как же он устал! В последнее время новые места только угнетали и вызывали раздражение — везде одно и то же.
Он уже задремывал, когда в спальню осторожно постучали.
— Дэр Овидус, вы спите? — Шепот Колина раздался слишком громко, чтобы звучать из-за закрытой двери.
Овидус промолчал, надеясь, что помощник уйдет, но тот прислушался и, скользнув внутрь, без малейшей тени раскаяния уже в голос произнес:
— Вы не храпите, так что можете не притворяться. У меня новости!
— Наглец, — проворчал Овидус. Магзрением увидев, что Колин активирует светляк, зажмурился и с кряхтением сел на постели. — До утра твои новости не ждут?
— Вы же сказали, всё важное сразу нести вам.
Светляк разгорелся слишком ярко. Овидус щурясь, недовольно воззрился на Колина.
— Помнится в прошлый раз, когда ты ввалился ко мне посреди ночи, «важным» оказалось любовное письмо дэра Палюса.
— Это другое, — чуть смутился Колин. — Сейчас я узнал, кто автор студенческого гимна. Это студентка лиа Вэлэри Дартс.