– Ишь, чего захотели! – крутил головой Осип. – Да ежели пушка пальнет, так у вас враз штанишки заржавеют.
– Не заржавеют! – кричали хором. – Ты не очень-то пужай нас – не боимся!
Слушая эту перепалку, прапорщик молча улыбался.
Вдруг вблизи раздался топот копыт.
Из-за сарая выехал казак и направился прямо к командиру батареи.
– Ваше благородие! – сказал он, перегибаясь с седла. – Из штаба приказано передать вам, что возле Большого Фонтана показались три парохода.
И казак ускакал дальше.
Ученье прекратилось. Все забегали, приводя батарею в боевой порядок.
Одни бросились открывать пороховой погреб, другие разводили огонь в ядрокалильной печи. Солдат Никита Гацан стал выпроваживать ребят. Те, притихшие и испуганные, не сопротивлялись и быстро выбежали на берег, но дальше не пошли.
– Пусть остаются на берегу, – махнул рукой прапорщик. – Там безопасно.
Федор Рыбаков с подзорной трубой сидел на мачте «Андии».
– Вижу три парохода! – прокричал он. – Маловато что-то.
«Опять разведчики, – решил Щеголев. – Но можно ожидать и нападения».
Через полчаса пароходы подошли и стали на якорь вдали от батарей. Подняли флаги: на двух кораблях – английские, на третьем – французский. Немного спустя от борта одного из пароходов отвалила шлюпка под парламентерским флагом.
В полдень на батарею заглянул адъютант Богданович.
– Ну как вы тут воевать собираетесь?
– Да мы готовы, – ответил командир батареи. – Вот опять гости пожаловали, – махнул он рукой на пароходы, стоявшие на рейде. – Не знаете ли, чего им надо?
– Опять, наверно, разведка. Письмо командующему прислали, жалуются, будто бы мы шлюпку их под парламентерским флагом обстреляли, флаг оскорбили... А шлюпки и близко возле «Фуриуса» не было.
– Наглейшая ложь! – возмутился прапорщик. – Я сам все видел. Могу принести присягу в том, что по шлюпке никто не стрелял...
– Да в этом никто и не сомневается. На бульваре были тысячи народа – все видели, как дело было... Это разведчики, говорю вам.
– Так чего же они стоят?
– А черт их знает, – зевнул адъютант. – Должно быть, ответа дожидаются. Генерал сейчас в соборе, вечером, сказал, напишет.
Утром следующего дня генерал Сакен послал свой ответ англичанам:
«Одесса, 2 апреля 1854 года. Генерал-адъютант барон Остен-Сакен почитает долгом выразить адмиралу Дундасу изумление, возбужденное в нем известием, будто бы из Одесской гавани стреляли по фрегату «Фуриус», находившемуся под переговорным флагом.
По прибытии фрегата было произведено два холостых пушечных выстрела, вследствие которых он поднял свой флаг и остановился вне выстрела.
Лодка под белым флагом тотчас же отправилась от фрегата к молу, где ее встретил дежурный офицер, который на вопрос английского офицера ответил, что английский консул уже выехал из Одессы. Без дальнейших переговоров лодка повернула обратно и уже подходила к фрегату, как тот, вместо того чтобы ее дождаться, двинулся в направлении к молу, оставив лодку влево от себя, и приблизился к батарее на расстояние пушечного выстрела.
Тогда офицер – командир батареи, исполняя данное приказание не позволять неприятельским судам подходить ближе пушечного выстрела, почел обязанностью открыть огонь, но не по парламентеру, а по неприятельскому кораблю, подошедшему слишком близко к берегу, хотя этому судну и подан был двумя холостыми выстрелами знак остановиться.
Это простое изложение дела в том самом виде, в котором оно было доведено до сведения его величества государя-императора, должно уничтожить само собой предположение, которого, впрочем, нельзя и допустить – будто бы в русских гаванях не уважают переговорного флага, за неприкосновенность которого ручаются законы, общие всем просвещенным нациям.
Генерал-адъютант барон Остен-Сакен».Едва письмо дошло до кораблей, как все там изменилось: забегали, засуетились матросы, повалил из труб дым, подняли якоря.
В это время показалась шедшая из Херсона, нагруженная чем-то барка. Один из неприятельских пароходов направился наперерез и захватил ее. Спустя два часа так же была захвачена вторая барка.
В Очаков немедленно отправился верховой со строжайшим приказом командующего не выпускать в море суда.
То ли курьер не поспел, то ли суда из другого места шли, но только в тот день попались еще две барки.
Тысячные толпы были свидетелями позорнейшего действия неприятеля. Возмущению дневным грабежом не было предела.
– «Культурные» европейцы что делают! – гневно говорили люди. – Ведь это настоящий разбой! Барки-то не военные!
В бессильной злобе сжимали кулаки, страшные проклятия посылали на головы разбойников.