А потом щенков убили.
И Мария забыла все свои мысли. В один миг они стали плоскими, утратили смысл. Простой человеческий гнев разбудил её.
Когда Мария отомстила, её увезли в другой город. Она жила совсем одна. И тогда её увлекли книги. В книгах всегда был смысл, авторская задумка, и Мария побежала вслед за ней как бежала когда-то за щенками.
Темно и больно. Надо повторить это ещё три, нет, десять раз, думала девушка. Повторения — это ужасно безвкусно, они не производят никакого эффекта, читатель давно к ним привык, и бывают они только в плохих книжках. Если писатель показывает безумие персонажа повторениями, знайте: такой писатель — собачка.
Мария вскочила на колени, вытянулась и ударилась головой.
Ой.
…Медленно наклонила голову назад. Она, (Мария или голова?) придумала. Она умрёт настолько фальшиво, насколько возможно. Ведь нет ничего более осмысленного, чем фальшивое. В хорошую книгу веришь, это почти что мир. В плохую не веришь совсем, но именно потому, что она так далека от настоящего, что в ней всё так приземлённо, осмысленно, в ней уютно, как в одеяле.
«Город точка, мир вокруг…» Повторяла Мария ступая и горбясь.
Не хватало только музыки, подумала девушка, и её колени нащупали таинственный ритм. Стало прекрасно. Можно было петь.
Темнота, холодная, пыльная, как мёртвая пасть. Уже и уже. Мария никогда не боялась темноты. Самый сладкий сон возможен в последний день творения, когда не веришь, что проснёшься.
Мария думает об этом и пробирается в темноте, и сразу она думает важным заметить, что пробираться в темноте и сквозь темноту это совершенно разные вещи. Второе слово подразумевает цель, первое подсвечивает лишь само движение, может со смыслом, может без.
Мария делает второе слово. Просто трёт коленки о землю, иногда разбивает о камни, и тогда нога болит и ноет. Мария потрогала жгучую коленку. Она была грубой, как неотёсанное дерево, с опилками.
Поползла дальше.
И вот ветер облизал девушке затылок. За спиною Марии вспыхнуло голубое небо. Прошло три секунды. Небо затухло, нос и рот всё ещё вдыхали пыль, широкие небеса сузились до щёлки. Мария повернулась на спину, легла. Ветер поцеловал девушку.
Она лежала и пыталась нащупать смерть, забвение, как иногда, засыпая, осязаешь густой сон. Вот он, холодок в ногах. Вот завяли мысли. Вот и жизнь бежит перед… хи-хи.
Яркая мокрая жизнь среди ухоженных деревьев, ровного газона. Эта жизнь бежала за щенками, щенки её тянули, а потом жизнь стала тихая, белая, белая чтобы чернила были ярче. А вот один момент, кажется, из ниоткуда — Мария стояла на башне. Наблюдала восход. Солнце поднималось из-за горы. Оно было ровным, слепящим, круглым. Ноги сами пошатнулись. Мария улыбнулась. Вот уже не солнце взлетает, но весь мир как будто шар катится перед ним. А солнце недвижимо, неизменно. И только свет его всё ярче, всё больше, вот мир наклонился, а вот Мария. Перед ней щель. Девушка распахнула руки, (фигурально, буквально не было места) и обняла солнце. Самое время умирать.
…
…
…
Рядом журчала и капала кровь. Раз-два-три, раз-раз-раз-раз, два-три. Нет ритма. Но и звука больше нет под землёй. Появился. Кто-то роется, кашляет, сыплются камни.
Мария вытянула руки и копала где копошился холодный ветерок. Её пальцы тёрлись о грубый камень, ногти гнулись. Один сломался. Она продолжала рыть. Скоро она уже не чувствовала, что роет. Немая боль в её пальцах затмила всё прочие чувства, и только движения, призрачные, как и весь мир слепца, (наконец можно использовать эту метафору), который он только знал, но не видел, оставались неизменны в её голове и больше нигде.
Она поднимала губы, мокрые от крови. Щупала где ветер был ярче. Затем снова работала. Песок сыпался вокруг неё, на лицо, на шею. Она им дышала, кашляла, толкала горки головой, толкала головой целые камни (один такой упал сверху и разбил ей нос) и расчищала себе путь. Вдруг спереди появился грохот и всё застыло в темноте. Ветер угас.
Наверное, её раскопки задели большой обломок. Теперь уже никогда не выбраться.
Мария не остановилась, она продолжила рыть, давить, брыкаться. Ветра не было. Пыли было всё больше. Девушка засыпала саму себя. Дышать становилось всё сложнее.
С пальцев девушки струилась горячая кровь. Капала на лицо. Мария напряглась, надавила, что-то сломала внутри себя и воздух, пируэтом, обдул её всю. Она почувствовала себя мокрой и пыльной. Странное чувство.
Потом были попытки вылезти. Всё тело болело. Она была нежная девушка, как шёлк. Её кожа рвалась тут и там, и когда Мария смогла наконец встать в полный рост и вылезти из ямы, под ногами у неё получилась кровавая лужа.