«Как по-вашему нам стоит их наказать, губернатор?»
Старик молчал.
Эльф недолго смотрел на него и устало вздохнул: «Мне непонятно, на что вы надеетесь? Когда мы их допрашивали, они говорили что-то о короле… Как вы о нём узнали? Я думал, мы отрезали все пути сообщения из города. Но да не важно… у меня другой вопрос. Почему вы на него надеетесь?»
Эльф перевёл взгляд дальше, на россыпь длинных рыжих волос в паре метров за стариком, и на белые, белее даже шёлка, нежные плечи.
«Вашего прежнего правителя убил его собственный народ. И теперь вы видите в его отпрыске надежду? Интересно. Какие вы жалкие, лицемерные существа. Этой ведь всё твой план?»
Девушка молчала. Её лицо было прижато к земле. Волосы рассыпаны по белому сарафану.
Эльф продолжил:
«Ты умна, я признаю, ты попыталась сделать из своего брата своеобразную легенду, образ спасителя. Но чем выше ты вознесёшь его, тем сильнее будет разочарование, когда я его уничтожу».
«Ми… Милорд, вы не правы, принцесса не причём…» Меж тем старик нашёл в себе силы поднять голос. В порыве храбрости он даже приподнял лицо, но старуха немедля снова придавила его к земле, и губернатор нечеловечески крякнул. Его глаза помутнели.
Вдруг зазвенел новый голос, спокойный и ясный:
«Вы ошибаетесь». Сказала девушка.
«Да? И в чём же?» С интересом спросил эльф на троне.
«Я не пыталась возвеличить моего брата. Я правда в него верю». Сказала она.
«Все мы верим».
«Вот как? И по-твоему он сможет отвоевать город, прогнать меня?»
«Да».
«Хм». Эльф взялся думать.
«В таком случае мне интересно будет посмотреть на ваши лица, когда вы узнаете, что ваш король не дошёл даже до стен города. Впрочем, твоя работа была мне дальше полезна. Чем скорее я сокрушу все ваши надежды, чем скорее вы перестанете сопротивляться. Неприятно, когда брыкаются у тебя под ботинком. Щекотно». Эльф на троне усмехнулся.
Усмехнулись и остальные. Он продолжил смеяться, и его стража увидела в этом позволение и уже открыто заливалась хохотом. Он звенел как золото. Громче, грубее всех гоготала старуха. Она закинула голову и закатила глаза. Её смех казался нарочито громким, визгливым, как крики сороки. Прочим эльфам сделалось неловко, запал иссяк, но пока старуха не замолчит, они тоже боялись молчать.
Эльф на троне уже давно молчал и просто смотрел, и улыбался.
Рыжеволосая девушка в белом лежала на коленях, лицом в шёлк. Локоны скрывали её профиль.
«Убить их, мастер?» Вдруг прервала смех — эльфы с облегчением вздохнули — и спросила старуха. Её глаза холодно смотрели на девушку.
«Не стоит, они меня развеселили. Не думал, что они настолько глупы».
«Оторвать руки?» Не унималась старуха.
Эльф покачал головой.
«Пальцы!»
«Оставь, это грубо. Пусть идут».
«…Слушаюсь, мастер».
Старуха растопырила ноздри и гордым шагом направилась в ноги своему господину. Она не удостоила старого губернатора взглядом. Он сперва вздрогнул всей спиной, а затем встал, выпрямился и с глубоким вздохом развернулся.
Как вдруг…
«Стой». Снова заговорил эльф.
«Не хочешь убрать за своими друзьями? Они запачкали мне ковёр».
Старик замер. К его ногам прикатилось ведро. Мужчина упал на колени, закрыл глаза и взялся на ощупь собирать рваные лица. При этом он старался совсем не думать. Процесс был долгим, старик ползал руками по земле, обшаривал, но под другому было нельзя. Он слишком боялся снова увидеть эти лица, и каждое случайное прикосновение к знакомой бородавке или шершавым усам обжигало ему сердце.
Когда всё закончилось, он казался мертвецом. Ноги повели его на выход.
Но старика снова остановили:
«Ещё не всё». Сказал эльф. Губернатор повернулся.
«Лижи».
Эльф указал на кровавую лужу. Это был ярко-красный омут, в нём плавали розовые волокна, волоски. Старик свалился на колени и закрыл лицо руками.
Силы оставили его.
Прошла, казалось, целая минута. Рядом зазвучали тихие шашки.
Губернатор приоткрыл глаза.
Рыжие волосы висели над лужей крови, то и дело в неё окунаясь, намокая. Они скрывали лицо девушки, и было только слышно, как она звонко лакала кровь. Белые, открытые лопатки на спине принцессы выпирали как обрубленные крылья.
Эльф на троне сперва смотрел на девушку с удивлением, потом с отвращением, и наконец внутри него появился странный холодок.
Ему стало неуютно. Вдруг захотелось всё это закончить и прогнать людей, но он боялся проявить слабость. Постепенно страх породил злость.