Хотя пока что Генерал, как ни странно, медлил. Медлительность с его стороны могла означать лишь одно — он раздумывал, а выводить ли ему войска вообще? Но это было странно. Даже если он не хотел принимать навязанную ему битву здесь и сейчас, ему бы следовало вывести свою армию хотя бы затем, чтобы как можно скорее пробить вражеский строй и увести потерянные отряды за стены — секунды промедления стоили жизней.
Алдан произвёл на Артура впечатление человека решительного. Такой медлить не будет. И действительно, секунду спустя ворота наконец открылись и побежали первые, самые бронированные воины эльфийского войска. Они рвались вперёд с секирами наперевес. Ухабистая местность их совсем не замедляла. Они скользили по земле как солнечные блики. Воины вонзились в тонкие ряды вражеского войска и стали кромсать серебряных эльфов. Каждый удар разрубал восставшего надвое. Летели головы, руки, ноги. Секиры горели на солнце — а потом уже не горели, потом их запачкала кровь. Воины рубили неустанно. Они прорывались вперёд. Куски мяса висели на них, и рваные глаза, и костная пыль.
Но вот дорогу их нерушимому, казалось бы, ряду преградил юноша с рыжими волосами. Эльфы были выше его наголову. Он легко махнул копьём — и пронзил сразу двух гигантов. Юноша приподнял их, всего одной рукой, и резким взмахом запустил в остальное войско. Гиганты налетели на секиры своих же соратников, а потом ярко вспыхнул взрыв, броня разлетелась на кусочки, и громадные эльфы посыпались.
Но Артур был всего один. Стальное войско грохотало вокруг него словно нескончаемый обвал. Но и обвал этот утопал в бескрайнем серебристом море. Восставшие были безумны. Они бросались на врагов, заливали их забрала своей кровью, тащили их в свои кучи и разрывали на части. Легионы напоминали кусок льда, брошенный в воду и сверкающих золотом солнца. Воды сперва расступились, но постепенно, по немного, они пожирали лёд. И вот наступил полдень.
Артур сидел на возвышенности, на холме, рассматривая поле боя и восстанавливая свою манну. Рядом сидела Аркадия. Девушка была с ног до головы покрыта кровавыми кляксами — но сама, кроме некоторой бледности, была совершенно здорова. Она держала на коленях самоцвет.
Артур тоже держал самоцвет и хмуро раздумывал. Своим острым взором, с помощью заклинания — «Ясный Глаз» — юноша наблюдал за Алданом. Генерал держался самого сердца своего войска, окруженный сильнейшими своими стражами, закутанный в них как в стальную клетку — пробраться к нему будет сложно, но возможно, если постараться. Проблема в другом.
Артур не понимал, почему генерал не отводит свои войска. Он позволил окружить себя, и с тех пор вот уже несколько часов просто наблюдает, как медленно редеют его легионы. Орда серебряных эльфов таяла намного быстрее, конечно, но всё ещё их бесчисленные толпы тянулись до самого горизонта. Исход был очевиден.
Артур нахмурился. У него снова появилось то самое неприятное чувство, которое одолевало его тогда, возле Векты — чувство, будто он что-то проглядел, будто у башни, которую он выстроил, украли одну единственную деталь, и теперь было только вопросом времени, когда она развалится.
Прибежал Мерзел с докладом. Артур обернулся к нему и вдруг резко обратился к городу. Глаза юноши резко почернели.
…
…
…
Алдан наблюдал. Его воинов пожирали бешеные руки; с них сдирали латы, их душили, давили, вырывали им глаза и съедали их в приступах безумия — он наблюдал. Серебряных эльфов, которых он жалел, чьи тяготы понимал лучше любого другого дворянина, тех, кому он сочувствовал, разрезали на куски. Перед лицом огромной секиры мужчина или женщина жили всего пару секунд, а потом они распадались, и вот уже это был не мужчина, это была не женщина, но огромные, склизкие куски мяса. Алдан наблюдал.
В этом был его генеральский долг.
Он покосился на солнце — стоял полдень. Оставалось совсем немного. Мужчина повернулся к воротам. Их заградили густые ряды восставших — легионе окружили. Но вот ворота открылись, и словно раскалённое золото влили в чашу сверкающей воды. Загремел шум. Засвистели стрелы. Огромное, беспорядочное войско вывалилось из ворот и врезалось в ошарашенных рабов. Острый клин пронзил их ряды. Сверкали драгоценные, гравированные клинки. Хлестали о ветер роскошные дорогие плащи.
Всё это было уродливо, но сейчас Алдан не мог испытывать отвращения.