“Вопрос, почему ты не заметила его раньше? Ах, ну конечно, ты заметила сердце Эрхи только когда он выплеснул манну. Вот только, если моё предположение верно, и сердце Артефакт разумный, он не будет просто так сидеть на месте — он найдёт себе носителя, потому что та его половинка, которая сейчас в Эрхи, нашла себе его как носителя. Носитель… почему-то это словно напоминает мне о паразитах…”
“Давай подумаем. Давай поразмыслим нашей резвой мыслью. Если ты раньше не почувствовала манну, заряженную сердцем, значит нынешний носитель не может использовать манну. Как странно. Почему? Почему тогда он носитель? Может быть всё дело в том, что сердцу нужен вовсе не талантливый маг? Ему нужно что-то иное и что, что именно оно может искать?”
“Давай вспомним Артура. Покойного принца, я имею в виду. Почему сердце перенесло Эрхи именно в его тело? Это не могло быть случайностью. Вернее, могло, но давай я докажу тебе, что это не случайность”.
“По некоторым источникам шестнадцать лет назад в королевском замке Эргора поселилось нечто — монстр. Он спрятался в третьей башню. Что ещё произошло шестнадцать лет назад? Даю одну попытку. Две. Три. Артур — Артур родился”.
“По некоторым данным, незадолго до смерти Артура, до его казни, тот самый таинственный барьер, который защищал человеческое королевство, который скрывал его, как башню, исчез. Очень вовремя. Очень, кажется, подстроено”.
“Наверное, сердце интересует власть. Власть над людьми, над эльфами — есть ли разница — власть. Интересно, почему? Да, почему. Почему ты не заметила другое сердце, хотя очевидно, что владелец, не будем называть его имя — у кого наибольшая власть? — владеет самоцветом, а значит в любом случае испускает манну, манну, заряженную сердцем…”.
“Так вот”.
“Кто-то здесь врёт, ты согласна? Либо ты соврала, что не видела другое сердце, либо его владелец отказал тебе — что очень странно, потому что зачем бы ему тебе отказывать, ты полезна — либо. Либо-либо. Либо ты его не заметила. Кто-то скрыл его от тебя. Скрыл… Хм? Ничего не напоминает? Но башню от тебя скрыть не получилось. Почему? Либо потому, что её скрывали ото всех, кроме тебя, либо потому, что от тебя так просто что-то не скрыть. Но если что-то не просто, значит просто нужно больше напряжения. Твой демон, кстати, вполне мог что-нибудь спрятать от тебя — потому что он внутри тебя. Но вот незадача, пока что наш демон вёл себя очень странно, безумно. Он проявляется только в в определённое время, словно заточённый зверь, словно стихия — разве стихия умеет прятать? Нет, но что, что если он просто маскируется под стихию?”
“Сейчас пойдут очень натянутые предположения. Крепись, я такие люблю. Что если демон никакой не демон? Откуда ты узнала слово это, демон? Он тебе сказал? Разве демон будет называть себя демоном? Нет, а вот если кто-то маскируется под демона… Но зачем? Зачем вообще маскироваться — чтобы тебя не узнали. Чтобы кто-то, кто ищет нашего притаившегося друга, ничего не заподозрил, проглядел тебя. Этот кто-то знает, кто такой настоящий демон”.
“Ну или ты нам врёшь. Всё возможно”.
“Что скажешь?”
Девушка молчала и не двигалась. Девочка подошла к Семь и взглянула в её лицо. Её глаза были закрыты. Она тихо сопела… Семь спала.
Девочка неловко улыбнулась.
“Ой”.
“С кем не бывает. Ладно, давай ещё раз”. Она прочистила горло.
Если так подумать, Джозеф допустил одну ошибку в своем расследовании. Вот и шанс её исправить.
Девочка пригнулась и щёлкнула Семь в лоб.
*********
Артур забрался на холм. Мимолётные воспоминания промчались вокруг него. Юноша взошёл по белой лестнице и оказался перед мёртвым высохшим древом…
134. План 1, План 2
134. План 1, План 2.
Дерево было почти сгоревшим. Именно почти. У него была стойкая, толстая кора, и пламя развеялось, задохнулось в пепле раньше, чем смогло полностью пожрать великое древо. Густая зола лежала на нём, осыпаясь, когда дул ветер. Обгорелая сердцевина, похожая на корягу, на старый труп, высовывалась из него и висела — живот её был немного надут, но сух и чёрств. Она была мертва.
Артур приблизился к ней и взглянул в её пустые и сухие глазницы. Потом он отошёл и щёлкнул пальцами. Картина реальности раздвоилась, время побежало вспять. Сперва древо было неподвижно. Потом вспыхнуло слабое пламя. Пламя разгоралось и разгоралось, и чем оно ярче сияло, тем гуще становилась на дереве листва, тем больше кожи вырастало на её сердцевине, — вот уже вернулись её глаза — и потому казалось, что это было пламя дарующее жизнь.