- Спасибо и на том, что ты свое согласие дал.
- И все же, когда с Фролом Лукичем обговаривать станем?
- Гонец через три дня прибудет, тогда и обговорим, - вставая следом за матерью, сказал Ярослав. – И не с гонцом, а самим Фролом Лукичем.
Покинув зал, Прасковья пошла в свою горницу. Позвав Марфу, велела сметить себе платье и распустить волосы. Оставшись в легком одеянии, Прасковья села перед зеркалом. Оно было большим, овальной формы, из чистого серебра с позолоченой рамкой. Зеркало досталось ей от матери, писаной красавицы. Прасковье досталась ее красота и густые русые волосы, спадавшие ниже поясницы. От отца ей достались серые глаза, опушенные темными, густыми ресницами. Соболиные брови, изогнулись дугами на гладком белом лбу. Ни единой морщиночки вокруг глаз. Прямой нос, полные, сочные губы, округлый подбородок говорил о благородном происхождении.
Прасковья вгляделась в гладкое чистое лицо. Вспомнив, что говорила ей Марфа о Фроле, вспыхнула ярким румянцем.
- Да она еще хоть куда, - Прасковья улыбнулась своему отражению.
Прочитав на сон молитву, егла на пуховую постель. Сон долго не шел к ней. Она то и дело ворочалась с боку на бок, вспоминая весь прошедший день. Наконец, устав, сомкнула глаза и провалилась в беспокойный сон.
Что снилось ей в эту ночь, она, пожалуй, рассказать не смогла бы, так как перед глазами менялись многочисленные лица. Вот Микулична, с ее завидущими, бегающими глазками; Ярослав, задумавшись, подпер рукой подбородок, как это делал прежде Степан, Владимир, горячо спорящий о чем-то, Марфа, хитро прищурив глаз, посматривает на смуглого гонца, наконец, сам Фрол с обжигающим взглядом синих глаз.
Прасковья проснулась от шума издаваемого Марфой. Ее всегда удивляло, как служанка справляется со своими делами. Ее порывистость в движении, то и дело грозил что-нибудь смахнуть на пол или разбить. Сейчас она с шумом чистила печь, выгребая золу в деревянное ведро.
Прасковья улыбнулась, взглянув на перемазанное сажей лицо дворовой девки. Марфа работала у нее уже пять лет, после того, как прежняя служанка Анисья вышла замуж, и Степан дал ей вольную. Марфа была смышленая девушка, но через чур суетливая и любопытная. Порой Прасковья пользовалась ее любопытством, узнавая от нее все новости и сплетни. Иногда Прасковья спрашивала у девушки совета, зная, что та дурного не посоветует. Марфа была предана хозяйке и, если это требовалось, могла держать язык за зубами.
Курносая, с россыпью веснушек на круглом, румяном лице, со смешливым ртом, готовым в любую минуту расплыться в озорной улыбке, девушка не раз приводила парней в неописуемый восторг. Ее хитрые зеленые глаза искрились весельем и озорством, а непослушные кудряшки то и дело выбивались из плетенки.
Наполнив ведро, Марфа повернулась в сторону хозяйской постели.
- Ой, вы проснулись, Прасковья Никитична? Должно быть, это я вас разбудила. Я тут решила камин почистить, вот-вот холода начнутся. Сегодня уже и заморозок был, лужицы во дворе все тонким льдом покрылись. Иван уж и дрова по печам натаскал, велел проверить тягу, не ровен час, дымить начнут.
Прасковья на это ничего не ответила, лишь улыбнулась болтовне девушки.
- Вы вставать будете, али еще понежитесь? Я мигом, только ведро вниз отнесу.
Марфа, схватив ведро с золой, выскользнула за дверь.
И правда, с каждым днем ночи становились все холоднее и холоднее.
Пора было камины топить, чтобы ночью не мерзнуть.
- Ох, Степана нет, он бы ей замерзнуть не дал.
Прасковья села в постели. Стянув ленту, освободила волосы и принялась их расчесывать. Марфа, сменив передник и умывшись, предстала перед хозяйкой. Прасковья передала ей гребень, и та стала укладывать ей волосы в корону.
Закончив с прической, Марфа помогла хозяйке надеть поверх тонкой сорочки, рубаху из атласа с длинным рукавом и кружевом, затем надела сарафан из светло - золотистой парчи с рельефным орнаментом, украшенным белым узором и удлиненными зернами речного жемчуга. Поверх сарафана епаничку из темно – бордового бархата, расшитого золотым галуном и жемчугом. На голову надела сборник. Завершал наряд, накинутый на плечи платок из сиреневого атласа, обшитый парчовой каймой и золотой вышивкой в виде цветов и листьев, по контуру платка шла золотая бахрома. Осмотрев себя в зеркале, Прасковья осталась довольной. Марфа принесла сафьяновые сапожки на каблучке и хозяйка, надев их, притопнула ногой.
- Ох, и красавица же вы, матушка Прасковья Никитична, - восторженно рассматривая хозяйку, сказала девушка.
- Принеси-ка серьги и бусы из жемчуга, - велела ей Прасковья.
Наряженная, она еще раз осмотрела себя в зеркало и, удовлетворенно кивнув, вышла из комнаты.