Дворовые людишки, окружившие блаженных, вспорхнули как воробьи, завидев кота. Иван Федорович Мстиславский и приближался осторожно, как-то боком, то ступая, то замирая, будто кот. Привечал боярин юродивых. Дай Бог доброта зачтется. А эти, сказывают, и вовсе вещуны отъявленные. Наговорят еще страстей. Боязно. Вон, блаженный Никола Салос, бросил под ноги царю Ивану Васильевичу кусок сырого мяса, предрек ему, что ежели тот Псков разорит, громом будет повержен. И сам Грозный отступил. А эти с чем пришли? Ох, неспроста их сюда занесло.
Боярин был в простой рубахе, но подпоясан дорогим шелковым поясом, что привезли недавно купцы из-за морей. На толстой, сросшейся с подбородком шее висели, серебряный крест с золотой иконкой. Редкие волосы на седой голове были влажными, торчали из-под крохотной скуфейки перьями, словно после бани, однако он не мылся, взмок от напряжения.
Подойдя к христовым людям, покачал головой, словно сокрушаясь, что им выпал столь тяжкий крест- страдать телесно и духовно за грехи всего мира, говорить правду в глаза, которую никто не любит.
-Монахи странствующие, али от Христа блаженные?-осторожно спросил боярин.-Как вас величать, добрые люди?
Губов и Кашка встречались ранее с Мстиславским много раз. Будучи головным стражником царя, Дмитрий однажды раздел в Александровой слободе для "досмотра" Ивана Федоровича. Тот тогда кричал от гнева так, что с деревьев сорвались вороны. Но Кашка был непреклонен- "Надо будет и кишки наизнанку выверну".Боярин тогда очень испугался этих слов- без ведома царя этот холоп глумиться не станет над знатными боярами. Подчиниться.
-Видишь что над ним витает, Первуша?- спросил один юродивый другого, не отвечая на вопрос Мстиславского.
-Как не видеть, Велимудр.
-Что? Что там?- обомлел боярин, хватаясь обеими руками за скуфейку.
- Тьма злая,- сказал Велимудр.
- И постыдная,-добавил Первуша.
-Не понимаю...
-Дай руку.
Мстиславский протянул дрожащую десницу Первуше, а Велимудр достал из-за пазухи мешочек, высыпал на нее толченую золу, растер пальцем.
-Нога у тебя правая сохнет, а в боку рана не заживает, никакие снадобья не помогают. Голова часто болит, по ночам аж кричишь, иногда от того даже под себя ходишь, -сказал после паузы Первуша.
Боярин в испуге отдернул руку. Так оно все и есть! Но откуда же знать об том странникам?
О недугах Ивана Федоровича, тогда в Красном, рассказал Губову Борис. Годунов как мог, через своих людишек, выведывал слабости врагов.
-Всё от гордыни чрезмерной, от страстей неуемных. Не дает тебе покоя желание подняться еще выше, а Бог крыльев не дал.
-Люцифер его подначивает!- крикнул Велимудр. Крутанулся по земле так, что чуть не подкосил, стоявшего на онемевших ногах, боярина. - На козни подбивает! На ухо злое нашёптывает.
- На татарина всё еще надеется, а другого извести хочет,- тихо сказал Первуша, встав на четвереньки.
Стрела попала прямо в сердце боярину. Он сразу понял о чем говорят блаженные. Когда царь Иван Васильевич объявил в Успенском соборе государем татарина Симеона Бекбулатовича, возрадовался. Дочь- то его Анастасия была его женой. Мстиславский уже подумывал подговорить бояр позвать на московский трон крымского хана Девлет-Герая. Тогда, мол, более и забот знать не будем. Ну, а Анастасию выдать за хана. Бес ним, с Сименом, извести раз плюнуть. Но Бог удержал от рокового шага, царь прогнал татарина с трона через 11 месяцев, правда, сделав его великим князем Тверским. И теперь Бекбулатович в силе. Может понадобиться, если что Посвящать же "нечистого" в нынешние тайны не следует, никакой ему веры. Хоть и принял христианство, а в душе такой же басурманин.
-Отступись от злого умысла!-опять крикнул Велимудр.- Али сгребет тебя сатана в охапку и унесет в свои дебри черные и будет трясти твою душу, аки... грушу, до скончания веков!
-Как же... как же отступиться?- опустился на землю рядом с юродивыми Иван Федорович.
-На то ангелы небесные имеются,- сказал Первуша.- Надоумят тебя, лободырника, когда час придет. Жди.
Губов покосился на Кашку- не перегибай палку и так на грани.
Но тот и не думал останавливаться.
-Узришь царство небесное токмо через добродетель и покаяние,- продолжал Велимудр-Кашка.- Спасибо за угощение, боярин, сыты теперь и благостны. И ты откушай.
С этими словами Кашка вынул из котомки дохлую крысу. По всему двору разлетелся жуткий смрад. Он раскрутил ее за хвост, швырнул прямо в лицо Ивану Федоровичу! Крыса так сильно ударила по боярину, что он повалился навзничь.
-Ешь падаль, коль сам падалью стал!- завопил Первуша
-Слуга сатаны другого и не достоин,- подхватил Велимудр.
К боярину бросился стоявший поодаль и подслушивавший жилец, что впустил их в ворота. Он схватил обоих юродивых за драное тряпье, встряхнул:
-Высечь за непотребство, Иван Федорович?
-Я тебе высеку,- поднялся, кряхтя Мстиславский.-Дай им денег, отпусти с миром. Недобро покосился на юродивых, поплелся прочь. "Ох, грехи наши".
Жилец денег не дал. Вышвырнул "божьих людей" за ворота, в след им кинул крысу:
-Что б духу вашего тут более не было! Я вам не боярин, увижу, до смерти запорю.
Вдруг заржал, погрозил кулаком.
-Узнал молодца?- спросил Губов Кашку.
-А то, Федька Лопухин, бывший сподручный Малюты Скуратова. Ну тот что после Бакуни к нему прибился. Когда Григория Лукьяновича у крепости ранило, он спасать-то его не побежал. Спрятался.
-Да-а, царство небесное, гончему псу Малюте.
-Теперь этими гончими псами и мы стали, во главе с Годуновым. Загоним его недругов, сделаем ему доброе, ответит ли добром?- покачал головой Дмитрий.
-Главное, служить добру. Оно и не обойдет стороной. Смертоубийство-грех, мы должны помочь Борису. Отстоять его правду. Верю ему. А боярин, кажись, здорово струхнул. Пока всё как надо. Жрать охота после боярской репы.
Приятели скорым шагом дошли до реки Капельки, перебрались через неё вброд. Далее двинулись вверх по Самотёке. Там их нагнал запыхавшийся Смола:
-А деньги? Негоже смываться, имея должок.
Глаза его горели жадностью и обидой. Отпираться не стали- помог, значит, помог. Отдали обещанные два рубля. Похлопали по плечу: "Еще понадобишься". "Всегда рад помочь божьим людям", - сказал с поклоном Смола.
За изгибом реки, в лесочке, нашли своих привязанных к деревьям коней. За ними следил, нанятый за полушку, крестьянин. Отмылись от грязи в бурных речных водах, переоделись, отправились в село Сущёво, к истоку Самотёки.
Вечером, в местном кабаке, Губова и Кашку должен был найти человек от Годунова. Он их сам узнает. Подойдет, покажет розовый камушек с буквой "Б"- знак Бориса.
В Сущёво сразу отыскали цирюльника-брадобрея, обстригли свалявшиеся лохмы, обгрызенные черные ногти, поправили бороды на немецкий манер.
Кабак, в который после направились, местные называли "Одноглазый сыч". То ли потому, что его хозяин был косой, то ли из-за деревянной птицы с одним оком у входа. Потребовали вина, рыбы, куриных потрохов с горохом. Ели жадно, молча, сосредоточенно, как будто нищенствовали целый год.
Сентябрьское солнце за мутным окошком уже припадало к земле, а к ним никто не подходил. В кабаке народу было немного: несколько бывших стрельцов в заношенных кафтанах, да пара крестьян с мешками овса- видно, не успели продать, дожидались другого дня.
Вдруг почувствовали, что сзади кто-то стоит. Обернулись. На них пристально смотрел...Федор Лопухин, жилец боярина Мстиславского. Откуда взялся?
-Здорово, юродивые, давно не виделись. Знатно, гляжу, нанищенствовали, напредсказывали, ни в чем себе не отказываете. Людишки наши доверчивые, грех не попользоваться. Мой хозяин, вон, до сих пор от страха по стенкам бегает. Ха-ха.
Василий сжал рукоять походного ножа на поясе, Кашка примерился к соседней лавке- его излюбленному средству защиты в кабаках.