-Что?!- дико выпучил глаза торговый и замахнулся на нищих кнутом.-Я вас сейчас, наблазки...!
-Поори еще,- спокойно сказал высокий,- щас телегу твою в речку опрокинем, будешь заново рыбу свою ловить. А тебя на дворе за потерю высекут, да еще деньгу за обман сдерут. Ивану Федоровичу что ль рыбку везешь?
-У-у,- насупился мужик, опустив кнут.- Кто такие?
-Разве не видишь? Странники божьи, милостыней пробиваемся, да еще людям их будущее угадываем.
-У-у,- опять произнес мужик. Теперь в его голосе не было угрозы, одно любопытство.- И как же так? Правду что ль сказываете, али всё врете?
-Желаешь, и тебе скажем,- подошел к телеге высокий ободранец, взглянул в расщелину, где застряло колесо, постучал по ней клюкой. - Да, одному тебе не вылезти. Так желаешь?
-У-у,- произнес, видимо, излюбленное выражение мыслей торговый.
-Что ты всё ухаешь, как сыч на дубе,- приблизился к крестьянину и кряжистый нищий, оглядел его невыспавшуюся физиономию. -Вижу что на твоем лбу написано. Будет у тебя новый домишко и конь исправный. Коль не слободырничаешь.
-Откуда же?-прищурился мужик, а потом захохотал.- Ну, ладно, проваливайте с миром, такие сказки не по мне. Других надувайте. А не уйметесь, стражу кликну,- кивнул он на высокий боярский забор, который возвышался в ста саженях от реки, словно крепостная стена. В ней даже имелись прорези в виде узких бойниц.
- Не дозовешься, да и пока прибегут...А райская жизнь твоя вот она.
Длинный развязал мешочек на шее и вынул из него...аж три новгородских рубля. Протянул крестьянину.
-Чего это?- сглотнул мужик.- Он давно мечтал накопить монет на десяток чернорунных овец, что продавал сосед, и новую избенку, да больше шести московских алтын никогда не набиралось.
-Деньги, вестимо, новгородские. Здесь и на обжу хватит. Купишь себе землицы,будешь овес да рожь сеять, богатеть год от года. Получишь, ежели выполнишь уговор.
Видя, что крестьянина аж перекосило от алчности и он готов на всё, ободранцы лихо выдернули телегу из расщелины, погнали лошадь к крутояру на Самотёке. За ними еле поспевал крестьянин. Он что-то лепетал, но, вероятно, сам плохо понимал что именно.
В коряжнике, у самой воды, остановились. Мужика, как выяснилось, звали Игнатий по прозвищу Смола. Высокий нищий, от которого, как он уловил, пахло медовой водкой, ухватил его за отворот зипуна.
-Боярин, слышно, странствующих людишек, да юродивых привечает,- сказал он.
-Привечает,-с готовностью подтвердил Смола.- Но теперь как-то не шибко. Матушка Анастасия Владимировна ругается, говорит, всякую падаль в дом тащит. Однажды, сказывают, до рукоприкладства дело дошло.
-Что же, жена боярина бьет?- ухмыльнулся кряжистый нищий.
-Бабы пуще сатаны, от них никому спасу нет,- вздохнул Игнатий и почесал затылок. Видимо, и ему не раз доставалось от супруги.
-Короче. Нам надобно свидеться к боярином Мстиславским. Привезешь на двор рыбу, скажешь, что в Москве объявились известные на всю Русь блаженные люди и вещуны. Тебе лично, мол, предсказали намедни так, что всё сбылось. А главное, уберегли от дурного. Теперь де они сидят под воротами. Понял?
-Как не понять...Что задумали-то?
-Не твоего ума дело. Ты ведь разумеешь, скудоумец, что у простых юродивых таких деньжищ не водятся. И что станется с тобой, ежели оплошаешь?
-А ничего с ним не будет,- отстранил товарища высокий.- Так и будет тухлой рыбой торговать, а на новый дом токмо облизываться. Ладно, что с ним, пошли, Велимудр, другого счастливца отыщем. Этому дурню и надобно-то было лишь об нас красиво рассказать, а он артачится.
-Стойте, люди добрые!- закричал Игнатий, которому очень понравилось имя Велимудр.- Я готов, токмо и вы меня уж не подведите. Как бы что б всё ладно вышло, а?
-Не бойся, Смола, всё будет как и должно быть. Держи рубль, остальное получишь опосля. Так я сказываю, Первуша?
Длинный, которого назвали Первушей, кивнул.
Игнатий сжал в желтой, мозолистой ладони новгородский рубль, какой он держал лишь однажды- случайно нашел у Водовзводной башни кремля. Но то счастье продолжалось недолго- к нему подлетел опричный стрелец, дал в ухо, сказал что рубль его.
Смола опрометью погнал лошадь к двору боярина Мстиславского, теряя с воза рыбу. Ему уже явно было не до нее.
-Сделает?- спросил один нищий другого.
-Никуда не денется,- ответил его товарищ.- Крестьянам нынешним летом туго. Да, видно, и жаден этот Смола до добычи, аки его окуни.
Это были Василий Губов и Кашка сын Адамов.
Долго под воротами сидеть не пришлось. Из них высунулась гладкая, сытая физиономия боярского жильца: "Шагайте за мной, да не уприте ничего по пути, бошки оторву. Я вам не Иван Федорович. Привечает боярин всякую дрянь. Тьфу!"
Дворовые людишки оказались более приветливыми. Они окружили странников, отвели к зерновому амбару. С любопытством и страхом глядели, как божьи люди с жадностью пожирают принесенный им хлеб, пареную репу и огурцы, разбрасывая объедки далеко от себя. Среди дворовых стоял, потупив взгляд, Смола.
Насытившись, Первуша уставился на дородную крестьянку с расцарапанными локтями. В ней было столько бабьего перебродившего сока, что у Кашки челюсть свело- уж сколько дней без девок. А эта, кажись, с мужиками, все углы пообтёрла, никому не отказывает, оттого и локти стерлись. Покрутил жеванной, как из молотилки, бородой, вскочил на четвереньки, зарычал, дико тараща глаза: "Черная туча, грозою гремуча, не зря пугает, землю как из ковша поливает. Утопит и малого и старого, хромого и косого, все от неё сгинем, коль греха не отринем..."
"Блуд, как сатанинский кнут, не хребет ломает, душу перешибает!"- добавил Велимудр и угрожающе взмахнул клюкой. Пышнотелая крестьянка его тоже взволновала.
Баба отступила назад, приложила руки к огромной, выбивавшейся из рубахи груди, перекрестилась.
Раздавив пару выловленных подмышкой блох, Первуша засунул их себе в рот. Народишко морщился, но старался стоять с почтением.
-Пропадаем, христовы люди, как есть пропадаем,- заохал один из дворовых смердов или холопов.- Водицей заливает, как при потопе.
-По грехом вашим и напасть. Все утопните, аки крысы амбарные, коли не одумаетесь! Для чего похоти и алчности предаетесь, для чего языком смердите, аки змеи, для чего зависть в сердце допускаете! Нет в вас смирения, от того и защиты Христовой не имаете. Ной спасся лишь благочестием!
"Ох, так, божьи странники,- кивали людишки.- Ох, по грехом нашим. У вас на все глаза Богом открыты, потому вас и почитаем".
"Злословят нас, мы благословляем, гонят нас, мы терпим",- процитировал Апостола Павла Первуша. Его товарищ Велимудр добавил:
"Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии...Терпим голод и жажду, и наготу и побои..."
Кашка тайком взглянул на Василия- не переборщили с проповедью из Нового Завета? Тот подмигнул-мол, все как надо.
Василий Губов отыскал в Великом Новгороде Дмитрия Кашку без особых усилий. Добрался до знатного града через Ильмень и сразу в ремесленные посады. Знал, если Кашка здесь, каким-нибудь промыслом пробавляется, иначе бы или в Ливонии остался, или вновь в Москву подался. Вкусив лучшего, более от него никто не отказывается, разве что глупцы и юродивые. Да, Новгород знатный город, гордый, свободолюбивый. За то часто и страдал- и Иван Васильевич, и дед его Иван Великий не раз огню предавали, а народ новгородский мученической смертью изводили. Конечно, и теперь стоит исполин, колыбель Русского государства как ни в чем не бывало. Бьет в нем жизнь хрустальными, родниковыми водами. И дышится здесь легко, и думается. Но только, словно запах былых пожарищ в воздухе витает, будто слезами людскими каждый дом, каждый закоулок пропитан. И есть в лицах новгородцев на веки застывшая печаль и обреченность- опять рано или поздно горе повторится. Снова Москва растопчет. Последние ростки Рюриковой правды уничтожит. Давно уже в Москве иная правда- ордынская и нету с ней сладу.
Где живет Кашка, указали многие- за кузней на Волхове, что справа от Дворцовой башни. Бочки делает, да мачты для лодок мастерит.