В девяностые слава ресторана подувяла: кормить стали хуже, публика опошлилась. За столиками, где некогда сиживали поэты и актёры, стали появляться неприятные личности в малиновых пиджаках или в серых казённых костюмах-тройках. Степаниди они были чужды. И великий фотограф в некогда славном месте перестал бывать.
Новое место дислокации он нашёл рядом с домом. Встречи Степаниди теперь назначал в харчевне (называвшейся почему-то кофейней) с незатейливым названием «Победитель». Принадлежало оно армянской диаспоре. Несмотря на внешне не слишком презентабельный вид этого заведения, кормили там вкусно и недорого. И, что гораздо важнее, помимо общего зала для случайных посетителей, приходящих с улицы, в нём было предусмотрено небольшое закрытое помещение только для своих, избранных гостей. Туда вёл отдельный ход со двора. Зал был разгорожен на небольшие приватные кабиночки. Степаниди был прекрасно известен хозяевам и персоналу, и для него всегда находилось достойное место.
К «Победителю» банкир и фотограф добрались одновременно и тепло поздоровались на пороге.
Георгий Константинович был среднего роста, но казался больше, чем он есть на самом деле, настолько основательна была его фигура. Большая львиная голова, спереди лысая, была украшена сзади благородной седой гривой. Взгляд у него был особенный: Степаниди каким-то образом умудрялся смотреть на всех сверху вниз, даже на гигантов. Густейшие седые усы придавали ему сходство с огромным моржом. Однажды Юрьев поинтересовался у Степаниди, как он ощущает свой возраст. На что фотограф ответил: «Я чувствую себя, как будто мне мало лет. — А подумав, добавил: — Зато зим до хрена. С возрастом понимаешь, что годы не только берут своё, но и пытаются отобрать наше».
Они вошли в небольшое уютное помещение. Тут же откуда-то выскочил молодой парень-кавказец.
— Здравствуйте, дядя! — почтительно поприветствовал он завсегдатая заведения и приветливо, но быстро кивнул остальным гостям.
«Добро пожаловать, дорогой друг Карлсон, ну и ты, малыш, заходи», — почему-то вспомнилось Юрьеву. Впрочем, удивлён он не был: Степаниди умудрялся даже в новой для него компании стянуть всё внимание на себя, а в «Победителе» он был завсегдатай.
— Левон-джан, здравствуй, дорогой, — искренне сказал фотограф-гуру, проходя к столу. — Как там тетя Ануш, не болеет?
— Всё хорошо, слава богу, — ответил парень.
— Тогда вот что, сделай нам, пожалуйста, быстренько брынзы, кутабов с мясом, сыром и зеленью. Горячее позже закажем. И организуй-ка нам двести водочки. Нет, лучше триста… Чтобы два раза не бегать. А ещё лучше четыреста. Алкоголь вреден только в маленьких количествах. Губит людей не водка, а медсестра-идиотка.
— «Белое золото»? — уточнил парень.
— Её, родимую. Для разогрева.
Юрьев вздохнул. Он вообще не очень любил выпивку, и уж тем более водку. Но Степаниди отказов не терпел. Пил он, как говаривал Фазиль Искандер, часто, но помногу. При этом Юрьев никогда не видел его по-настоящему пьяным. Сам Степаниди, подтрунивая над собой, любил по этому поводу цитировать стихи героя своих фотосессий Женьки Евтушенко про Михаила Светлова: «С улыбкою мудрой входил он в кафе. // Ни разу под мухой — всегда подшофе». Георгий Константинович отличался редкой устойчивостью к хмельному. Знакомый врач говорил о каких-то ферментах. Сам же Степаниди придерживался мнения, что всё, что делается с талантом и любовью, получается хорошо, и выпивон тоже.
Вот и сейчас Юрьев невольно залюбовался тем, как Степаниди артистично, элегантно и вкусно скушал первую рюмочку. Такому вдохновляющему примеру невольно хотелось последовать, что он и сделал.
Принесли брынзу и кутабы. Кутабы были гретые в микроволновке, но сейчас была важна скорость подачи, а на неё жаловаться не приходилось.
Георгий Константинович закусил брынзой и откушал ещё. Степенно крякнул, отрезал кусочек кутаба, съел. Промокнул усы салфеткой. И только после этого сказал:
— Разговоры о здоровье и творческих планах предлагаю пропустить. Я тебя знаю, ты зря человека не выдернешь. Случилось что, да?