— Как? — Слова полковника ещё не дошли до сознания Юрьева, они только пробивались к нему, но он уже успел ощутить возмущение.
— Смотри, Лёша. Есть три рациональные причины, по которым имело смысл скоммуниздить и «Правду», и «Небыль». Первое — продажа. Второе — приобретение. Третья — нанесение вреда.
— Кому вреда? — вернул вопрос Юрьев.
— Кому-то, кто связан с этой историей. Тебе лично. Грачёвой. Её музею. Банку твоему или Группе. Кому-то ещё. Уровень может быть любой. На международный скандал это, правда, не сильно тянет.
— Ну хорошо, что не это, — пробормотал Юрьев. — Хотя вообще-то, — вспомнил он, — есть вариант. Кража с целью шантажа. Кто-то от нас чего-то хочет. Денег, например. Или услуг каких.
— Кто придумал? — заинтересовался Зверобоев. — Грачёва?
— Она, — признал банкир.
— Понятно. Мысль правильная, но неверная. Меня, Лёша, удивляет даже не сама мысль, а то, в чью голову она попала. В глубокомыслии легко перемудрить. Каждый заблуждается в меру своих умственных возможностей. Теперь представь. Вам предъявляют требования. Банк собирает журналистов, и ваш главный рассказывает эту историю. Со словами: мы не пойдём на поводу у преступников, мы не будем ничего выполнять. Мы жертвуем картиной и фотографией, нехай гады подавятся. Выставка открывается, на месте «Правды» — белая картонка, на месте «Небыли» — чёрная. С надписями мелкими буквами — работа похищена потому-то и потому-то. На чьей стороне будут симпатии публики?
— На нашей, — признал Юрьев. Мысль о том, что картины и фотографии уже нет, давила на череп всё сильнее.
— Из этого можно выстроить шоу! — сказал Зверобоев. — Нормальные пиарщики сделали бы из вас героев капиталистического труда. Вашим противникам такое не нужно.
Юрьеву показалось, что в кабинете резко упала температура. Слово было сказано. Противники. Зверобоев всегда называл их именно так — немного старомодно и нейтрально. Гоманьков в таких случаях выражался по-полицейски — «злодеи». Зверобоев считал этот термин дурным тоном. Он говорил или «другая сторона», когда речь шла о конфликте в рамках обычных правил игры, или «противник», когда игра шла без правил.
— Вернёмся к рабочим гипотезам. Кража с целью продажи на чёрном рынке. Кража с целью приобретения. Кража с целью нанесения репутационного ущерба. Первое невероятно. Я не буду тратить время на это. Второе — картину кто-то украл для себя. У вас такой вариант был, вы его отработали. Этот, как его… Шкулявичюс?
— Да, — кивнул Юрьев.
— Могло быть. Но тогда должен быть фанатичный коллекционер. А такие люди собирают что-то одно, они не распыляются. Можно коллекционировать вино и оружие, например. Если ты не слишком увлечён и тем и другим. Нельзя быть фанатичным коллекционером оружия и при этом с такой же страстью гоняться за редкими бутылками. Тут как с любовью. Можно хотеть двух женщин, но нельзя сходить с ума по двум возлюбленным… Я думаю, у этого вашего Шкулявичюса в доме нет ни одной фотографии. Во всяком случае, на стене.
— Я могу спросить у Гоманькова… — Юрьев полез за телефоном.
— Потом, Лёша, — сказал полковник. — Едем дальше. Не исключён вариант, что коллекционер нанял специалиста, который украл для него одну вещь, а вторую взял из каких-то своих соображений. Не обязательно коммерческих. Может быть, сентиментальных. Я знаю такие случаи. У моего знакомого в Бостоне ограбили дом. Был заказ. Взломщик взял всё, что ему заказали, и ещё бейсбольный мяч с полки. На нём был автограф игрока. Взломщик был его фанатом в юности… Но то не наш случай.
— Подожди, — перебил полковника Юрьев. — Подожди, сейчас… — Он почувствовал, что какая-то мысль пытается оформиться в голове. Что-то они упустили, какую-то возможность… Ассоциации были связаны с автографом на мяче и почему-то со Степаниди. Тот ему нечто такое сказал, какую-то дал зацепку… Вот сейчас, вот сейчас…
Запиликал телефон. Напуганная мысль куда-то спряталась.
Звонила Грачёва. Сообщила, что работы в музее завершены и она вот только что лично всё обошла, проверила.
— Можно было бы открываться хоть прямо сейчас, — закончила директриса и грустно вздохнула.
Пришлось потратить ещё минуты две на сочувствие и минут десять на прощание.
Полковник терпеливо, с пониманием дождался конца разговора и продолжил своё:
— Остаётся крайний вариант. Кто-то украл картину и фотографию, чтобы их не было у вас. Сорвать выставку. Дискредитировать банк. Или тебя лично. Ты о таком думал?