— Думал, — признался Юрьев.
— Остановимся на этом. У крупного банка в год юбилея украли картину и фотографию стоимостью несколько миллионов долларов. Украли играючи, просто пришли и взяли. С кем так можно поступить? С лохами. Как называется тот, с кем так поступили? Терпила и лузер. Интересно иметь дело с терпилой и лузером? Не очень. Причём совершенно не важно, на чьей стороне правда. Неудачников не любят. Позавчера из банка вынесли картину и фотографию. Послезавтра пропадут деньги, которые клиенты вам доверили. И общественное мнение уже не исправишь. Банк может потерять миллиард, но то рядовое событие, о нём забудут завтра. А вот что у банка украли правду, — последние слова Зверобоев выделил голосом, — уже навсегда.
— Понял, — процедил свозь зубы Юрьев.
— Теперь подумай. Лучший способ, чтобы вы никогда не смогли вернуть картину и фотографию? Даже если найдёте вора?
В кабинете повисло молчание.
— Степан Сергеевич, ты к тому дело ведёшь, что их на стройке сожгли? — наконец произнёс вслух Юрьев.
— А что? Могли. — Зверобоев осторожно поправил очки. — Но нельзя исключить совпадения.
Мало ли там чего горело. Стоило бы посетить место возгорания, поискать, что осталось. Возможно, там есть опознаваемые фрагменты. Хотя я бы на месте противника постарался, чтобы их не было. Чтобы вы до самого конца не знали, существуют «Правда» и «Небыль» или нет. И отвлекали часть сил на их поиски. Суетились, нервничали, конфликтовали бы.
— Да какая теперь разница?! — Юрьев почувствовал, как сквозь горе пробивается гнев.
Холодный педантизм Зверобоева внезапно показался ему отвратительным. Он пришёл к старому другу за помощью и сочувствием. Тот доказал ему, что помочь уже ничем нельзя, а в сочувствии отказал.
— Что значит «какая разница»? — Зверобоев поднял правую бровь, изображая вежливое недоумение. — От того, что мы считаем более вероятным, зависит план мероприятий.
— Каких мероприятий? Всё уже! Выставка сорвана. — Гость усилием воли взял себя в руки. — Я еду к руководству, объясняю ситуацию и увольняюсь…
— То есть ты, Лёша, — закончил Зверобоев, — собираешься бежать, не выполнив построенной задачи.
— Какой задачи, Степан Сергеевич? Задача может быть одна: найти картину и фотографию. Вы утверждаете, что их с большой степенью вероятности могли уничтожить. Если так, то теперь задача одна — прикрыть позор и найти виноватого. Ну вот он, тут сидит. Я — виноватый. Кто ж ещё? Председатель в банке за всё отвечает. Надо было делать, как у людей. Не имело смысла просветителей из себя изображать и выставку мутить. Отметили бы, как все, закатили бы в «Метрополе» или Большом приём человек на шестьсот с салатом оливье и балетом — и порядок…
— Ты неправильно построил задачу. — Ровный, холодный голос Зверобоева стал ещё ровнее и холоднее. — Даже хуже — ты себе её придумал. Вместо того, чтобы выполнять ту, которую тебе построили. А её никто не отменял.
— Не понял, — зло сказал Юрьев.
— Объясняю: ты должен провести выставку, максимизировать символические выгоды от мероприятия и минимизировать возможные потери. Разве не так построена задача?
— Если говорить на таком языке… — Юрьев внутренне кипел, но не хотел этого показывать, — то случились обстоятельства непреодолимой силы, которые делают выполнение задачи невозможным. Мишн, как говорится, импосибл.
— Невозможным? Ты хорошо подумал?
— Нет, пожалуйста, давай тогда уж рассмотрим варианты, — завёлся Юрьев. — В субботу восемнадцатого закрытый показ для сотрудников, бывших и нынешних. А девятнадцатого, в воскресенье, журналистов со всей Москвы на пресс-мероприятие в музей назазывали.
— Журналисты не любят работать в воскресенье, — заметил Зверобоев. — А фуршетом сейчас никого не удивишь. Не девяностые.
— Солидные редакции пришлют кого-нибудь, — сказал Юрьев. — По остаточному принципу. Мы им дадим материалы, буклеты. В понедельник отпишутся. С телевизионщиками понимание есть. Как-то так.
— Хорошо. Твои действия?
— Вариантов всего два, — сказал Юрьев. — Или мы отменяем мероприятие. Или проводим его и сообщаем всем, как нас поимели. Другие опции логически отсутствуют.
— Неверно. Вы можете провести мероприятие, не сообщая всем, как вас отымели, — предложил Зверобоев.
— Сергеевич, я, наверное, плохо объяснил, — вздохнул Юрьев. — Мы не можем сделать вид, что «Правды» и «Небыли» нет. Это — козырные картины выставки. Они напечатаны на пригласительных. Вся рекламная кампания строилась вокруг них. И если их нет…