«Может быть, поэтому и не задалось с семьёй», — подумалось ему. Из-за его чувствительности к мелочам. Он влюблялся часто, несколько раз — по-крупному. И каждый раз всё разваливалось из-за каких-то незначительных вроде бы мелочей. Одна женщина из Кишинёва называла его «Герочка», такое обращение было для фотографа как гвоздём по стеклу. Другая, актриса, говорила «фотка» и «щёлкнуть», а свой портрет его работы приколола к стене кнопками. Единственная женщина, которая устраивала во всех отношениях, не говорила по-русски и категорически отказалась ехать в Россию. Вот так он и остался в одиночестве. Не то чтобы подобное состояние очень угнетало, но…
Мысли снова переключились на Алю. Они познакомились на выставке, на которую фотографа затащили старые друзья. Кажется, то была экспозиция Эльдара Арени, модного американца. Степаниди он не заинтересовал: типичный наивный файн-арт — закаты, девичьи ресницы со слезой крупным планом, растоптанный цветок на мостовой… Концентрация пошлости. Да, именно так он и сказал, а девушка повернулась и бросила что-то про иронию и постмодернизм. Дальше всё пошло по обычной накатанной колее, которая привела его сюда, в крошечную Алину однушку.
Постмодернизм… Может, дело в этом? Нужно снять не просто красивенько, а до тошноты, чтобы была видна позиция автора по отношению к самой идее красивости? Ерунда. Банальность, не требующая усилий. Да и не в том там было дело…
Георгий Константинович попытался вспомнить фотографию, глядя на которую они с Алей познакомились. Типичный гламур на тему золотой осени. Горная дорога, лесистый склон, какая-то гора вдалеке. Ободранный придорожный щит, с него свисает длинный клок бумаги, его тянет на себя маленький смешной кабанчик. На щите тоже был кабанчик, как бы не тот же самый. Постановочная съёмка, ничего интересного… Два поросёнка.
Вспомнился последний — ну то есть дай Бог чтобы не последний! — визит в Останкино. По Первому каналу шла передача об истории фотографии. Он хорошо выступил, да. Чего уж там, блеснул. Потом участники передачи всей толпой пошли в ресторанчик у телецентра, он как раз назывался «Поросята-близнецы», «Twin Pigs». Они очень хорошо посидели на летней терраске…
— Кто мои тапки взял? — раздался наигранновозмущённый голос из-за стены. Аля всё-таки встала.
— Мои возьми! — крикнул Степаниди и потянулся к бутылке.
В этот момент кусочки мыслей внезапно сошлись. Перед Степаниди предстало объяснение.
— Цитата, — сказал он тихо. — Пляжное фото. Дырка для лица. Вот что они делают.
В голове стало светло как днём. Фотография с деревьями и склоном отсылала к культовому сериалу Линча «Твин Пикс». Пикс — пигс, банальная игра словами. А вот поросёнок, сдирающий со щита собственное изображение, это о том, что там, в сериале, происходит. Не буквально, а по смыслу.
Зашумел душ: Аля приводила себя в порядок. Степаниди услышал звук падающих струй краем уха, но внимания не придал. Он думал.
Контекст, думал он. Контекст они берут из массовой культуры. Например, кадр из популярного сериала. Не всякий, а такой, который большинство запомнило. И вписывают в обстановку кадра других людей. Которые начинают выглядеть как актёры, играющие уже знакомую зрителю роль. Что придаёт фотографии дополнительный смысл.
«Ничего нового в этом нет, — думал он дальше. — Эти игры с контекстом уже несколько раз проходили. Проблема в том, что я очень давно не интересуюсь массовой культурой. Я не вижу, откуда берутся цитируемые кадры. Всего-навсего».
— Скребок для ног дай, пожалуйста! — закричала из ванной Аля. — Он в шкафу на верхней полке!
А ведь сцену-цитату можно пустить и фоном, продолжал думать Степаниди. Или мелкой деталью. Создаёт атмосферу, но не разрушает сюжет. Да, тут нужно уметь снять, и не только уметь. Но в сущности ничего необыкновенного…
— Дай скребок, пожалуйста! — Аля крикнула громче.
В этот самый момент откуда-то запиликал телефон. Фотограф вспомнил, что оставил его в прихожей на подзарядку.
«Потом перезвоню», — решил он и пошёл за Алиным скребком.
Когда он вернулся, телефон продолжал пиликать.
«Кому-то неймётся», — досадливо подумал фотограф и трубку всё-таки взял. В конце концов, решил он, может быть клиент.
— Доброе утро, Георгий Константинович. — Голос был незнакомый, спокойный, холодный. — Вы помните, как снимали Анни Жирардо?