Вслед за пограничником он вошёл в кабинет без окон. Через минуту к ним присоединились таможенник и человек лет тридцати в штатском, о служебной принадлежности которого можно было догадываться. Документов он не показал. Но тут же бесцеремонно приказал поставить вещи на стол для досмотра. Таможенник покачал головой, отозвал дерзкого товарища в сторону и что-то прошептал ему на ухо. Тот дернул головой, пробурчал нечто вроде «да мне какое дело, кто он», но обороты все-таки сбавил. И во второй раз попросил сделать то же самое более вежливо, хотя и хмуро.
Юрьев поставил на стол небольшой дорожный чемодан, портплед — он никогда не возил с собой много вещей — и плоский чехол из прочного чёрного пластика размером метр на метр.
По тому, как «гражданский» сразу рванулся к этому чехлу, Юрьев понял, что у того есть ориентировка. Кто-то просигнализировал. Кто именно, тоже можно было догадываться. Скорее всего, Маркиш. Он мог знать, что принадлежащий Группе отпечаток фотографии «Правда» переправляется в Россию, и даже был обязан знать: второе лицо в системе безопасности должно быть в курсе подобных вещей. Он-то и на чехол всё пялился, зыркал, будто хотел внутрь заглянуть. А какие слова говорил, как руку жал! «Вот и верь после этого людям», — усмехнулся про себя Алексей Михайлович. Маркишу, впрочем, он никогда не доверял — ни тогда, ни, разумеется, сейчас. Что-что, а поставить банкиру диагноз избытка доверчивости вряд ли бы решился хоть один серьёзный врач.
— Камеры работают? — возбуждённо спросил «гражданский», указывая на развешанные под потолком видеоустройства.
Пограничник кивнул.
— Отлично. Откройте, пожалуйста, чехол своими собственными руками, — вкрадчиво попросил «гражданский» Юрьева.
Банкир пожал плечами и сделал то, о чём его просили. Служивый мгновенно надел латексные перчатки и двумя пальцами вытянул из чехла роскошный календарь с репродукциями португальского Музея современных искусств. Двенадцать великолепных работ лучших фотохудожников Португалии с настоящими автографами. Подарок для Грачёвой.
Глаза опера загорелись, он победоносно глянул на коллег:
— Культуриста вызывай.
Таможенник послушно достал рацию и что-то вполголоса в неё произнёс.
Через пару минут дверь в кабинет отворилась. Вошёл подтянутый мужчина лет сорока, в джинсах и голубой рубашке с беджиком. Молча кивнул собравшимся. Подошёл к столу, где службист триумфально держал в руках календарь.
— Оно?
«Культурист» — видимо, так называли специалиста по предметам искусства — недоумённо посмотрел на оперативного работника. Криво усмехнулся, перелистал репродукции. И молча указал пальцем на типографские реквизиты.
— Сувенир, — развел руками Юрьев.
«Культурист» хмыкнул и вышел из кабинета. За всё время он не произнёс ни слова. На опера было больно смотреть. Он ради проформы попросил открыть портплед и чемодан, мельком взглянул на их содержимое, весь обмяк и как-то сник, стянул перчатки.
— Всё в порядке, — буркнул он. — Служба.
— Понимаю, — успокоил служивого банкир со всем возможным сочувствием. — И на старуху бывает проруха.
Оперок машинально кивнул, зыркнув острым, понимающим, слегка затравленным взглядом. С пассажиром из Лиссабона, которого ему надо было отработать, было трудно не согласиться. Начальство не похвалит. А что делать? Банкир, похоже, действительно прилетел чистым. Подбрасывать ему что-то, вырывать страницы из паспорта, а потом удивляться, как же он так хочет границу пересекать, задерживать под другими предлогами, как было вчера с мужиком, летевшим в Нью-Йорк, команды пока не поступало. Пока.
12:00. Гоманьков. Зверобоев
Москва. Ул. Божены Немцовой, 24а. Арт-музей
Из аэропорта Юрьев ненадолго заехал к себе домой, вздремнул немного и отправился в Арт-музей. Там им была назначена встреча Зверобоева и Гоманькова. Контакт двух руководителей служб безопасности разных банков — дело тонкое. Обычно визиты в офисы друг к другу без особой необходимости эти люди не наносят. Гость однозначно оказывается в роли гостя, то есть не хозяина. В сложившейся ситуации особенно уязвимой была позиция Гоманькова. Его приезд в Кросс-Банк трудно было представить чем-то иным, нежели сигналом SOS. А Иван Иванович был упёртым, как ёжик. Ёж — птица гордая. Без пинка не летает. Гоманькову даже пинок не помогал полететь. Юрьев пытался из Лиссабона по телефону ради дела уговорить его съездить к Зверобоеву, но контрразведчик наотрез под разными предлогами отказывался от предложения попить чай в гостях у коллеги из другого банка. В обратную сторону ситуация тоже не работала. Банкир даже не пытался предложить полковнику из первого главка (разведки) ехать в гости к подполковнику из второго Главного управления КГБ СССР (контрразведка). О контразведчиках у Зверобоева после его многолетней командировки в США, из которой его еле вытащили, были не самые тёплые воспоминания. Собственно, после контактов с ними он ушёл со службы и всплыл в Кросс-Банке. Нет, его не уволили, начальство просило остаться и даже обещало в будущем организовать новую поездку за бугор, но полковник твердо решил: хватит. И не последнюю роль в этом решении сыграла тональность бесед с молодым и ещё неопытным, но злющим и подозрительным контрразведчиком. Гоманьков у Зверобоева чем-то ассоциировался с тем типом, который, прослужив без году неделя, позволил себе бестактное поведение по отношению к человеку, который и не раз, и не два рисковал жизнью ради Родины. Компромиссным решением виделась общая на троих встреча в Арт-музее, которую в конце концов удалось организовать.