Тут Юрьев, сам не зная почему, решился-таки на поступок, противоречащий его принципу «не доверяй и не проверяй», который он применял только к начальнику собственной безопасности и больше ни к кому на свете. По отношению ко всем остальным людям банкир придерживался правила «не доверяй и проверяй». Только жене Валентине он доверял полностью и безоговорочно и ни разу даже не попробовал проверить, кому она пишет свои эсэмэски. Так было надо. Он достал мобильник и набрал Сашу.
Тот взял трубку почти сразу, но, судя по голосу, был удивлён. Звонка не ожидал.
— Саша, привет. Это Юрьев. Есть секундочка? Тебе, дорогой, удобно поговорить? — начал с дежурных фраз банкир. И, получив согласие, продолжил: — Помнишь, ты говорил мне что-то про Ивана Ивановича Гоманькова? — Банкир сразу взял быка за рога.
— Какого Гоманькова? — Голос Саши не внушал доверия.
— Начальника службы безопасности. Ты спросил, можно ли ему доверять.
— Не помню, — сказал сибиряк. — Ну, может, что-то в голову въехало…
— Мне сейчас нужно знать, что въехало, — сказал Юрьев.
Саша засопел в трубку:
— Ну я же говорил, тревожный он какой-то, мне показалось…
— Саша, дружище, давай не крути-верти, а лучше говори, как есть. — Юрьев голосом дал понять, что от ответа могут зависеть их дальнейшие отношения.
Сибиряк молчал секунд пять. Потом, на что-то решившись, сказал:
— Только вы ему не говорите. Я не уверен, вообще-то.
— Что с ним не так? — нажал Юрьев.
— У меня такое подозрение, что он бухает, — с сомнением в голосе произнёс Саша. — Давно. И сильно. А я считаю, бухарику веры нет. Человек может быть золотой, а подставит. Бывали у меня случаи.
— Бухает? Гоманьков? Ой, не смеши мои подковы. Да он трезвее всех трезвенников, вместе взятых. — Юрьев внутренне расслабился: оказывается, Саша, как выяснилось, совсем не разбирался в людях.
— Прошаренный, шифруется, я, конечно, не уверен, но у меня на лесопилке был похожий тип. Десять лет скрывал, что бухает. Никто и подумать не мог. Я — тоже. Но однажды мне тягун на зоне способ узнать подсказал… — Саша вдруг осёкся, поняв, что сболтнул что-то лишнее. — Ну, в общем, Михалыч, я ведь могу и ошибаться. Но, послушай, если это то, что я думаю, то бухает ваш сильно и без этого не может. Потому что висит на нём плохое. Я и таких видел. — Он не стал уточнять где.
— Иван Иванович — абсолютный принципиальный трезвенник, подозревать его в таком… — начал было Юрьев и вдруг, словно запнулся, оборвал свою речь: он же сам заставил Сашу пойти на откровенность. А после паузы продолжил: — Хорошо, предположим невозможное. Допустим на секундочку, что всё так. Тогда получается, что у нас проблема, — сказал он наконец. — И я буду вынужден… что-то делать.
Саша молчал.
— Ну ладно, подумаем. Посмотрим. Разберёмся. Но я полагаю, что ты ошибаешься. Бывай здоров, — закруглил неприятный разговор банкир.
— И вам не кашлять, — вздохнул Саша.
— Сам не сдохни, — позволил себе отшутиться Юрьев, хотя ему было не до шуток.
Пятница. 18 ноября
05:00. Гоманьков
Москва. Пер. Громковского, д. 4/9, кв. 8
Иван Иванович Гоманьков учился в обычной советской школе. Отслужил срочную службу в погранвойсках в Прибалтике. Закончил Московский авиационный институт — МАИ. Юноша любил авиацию и хотел быть авиационным конструктором. До того, как к нему пришли те двое. И предложили стать разведчиком. Долго молодого человека уговаривать не пришлось. Иван попал в закрытое учебное заведение, которое на жаргоне посвящённых людей называется «лесной школой». Для всех своих знакомых он, по легенде, уехал на авиационный завод в Комсомольск-на-Амуре. Поди проверь. Даже письма якобы оттуда приходилось время от времени писать. Иван из кожи лез, старался изо всех сил. Ему очень хотелось попасть на работу в поле в какую-то хорошую страну. США. Великобританию. Канаду, на худой конец. Поехать туда под крышей торгпреда. Или журналиста. Про Танзанию, Кению, Уганду, Руанду, Бурунди, Конго думать не хотелось. Он гнал от себя как страшный сон мысли о том, что ему доведётся долго жить в этих странах, но кошмарные видения никуда не уходили. Вторым языком для изучения в дополнение к английскому Ивану навязали суахили. И те, кто не показывал блестящие, выдающиеся результаты, обычно сначала ехали туда, где говорили на втором языке, который изучался. Курсанту Гоманькову это вроде не грозило. Он был выдающимся слушателем. Или думал, что выдающийся. Так или иначе, он ночами напролёт просиживал в библиотеке, читая секретные работы по методам маскировки.