Когда же Цесаревич не болел, сердце Матери переполняло блаженство. Она вообще придерживалась английского метода воспитания детей, уверенная, что маленьких нельзя баловать, что надо сочетать любовь и строгость. В отношении же Сына это у Нее плохо получалось. Чувства брали верх над педагогическими принципами.
Англичанин Сидней Гиббс, с 1908 года учитель английского языка Царских Дочерей, а потом гувернёр Цесаревича, вспоминал об Алексее Николаевиче: «Он был веселого нрава, резвый мальчик. Он очень любил животных и имел доброе сердце. На Него можно было действовать, действуя главным образом на Его сердце. Требования мало на Него действовали. Он подчинялся только Императору. Он был умный мальчик, но не особенно любил книги. Мать любила Его безумно. Она старалась быть с Ним строгой, но не могла, и Он большую часть своих желаний проводил через Мать. Неприятные вещи Он переносил молча, без ропота».
После рождения Сына Алексея на свои представительские обязанности Императрица стала смотреть как на акт самопожертвования и искренне возмущалась, когда другие начинали жаловаться ей на свою тяжелую участь. Груз же ноши Самодержцев ни с чем не мог сравниться. Вращение в фальшивой и чванливой придворной среде и бесконечные встречи с докучливыми родственниками Ей никогда не доставляли удовольствия, но с этим тоже приходилось мириться.
О том, что Наследник Престола, очевидно, унаследовал эту страшную гемофилию Родители никому не сообщали. Всё держалось в строжайшем секрете, и даже близкие родственники начали о том догадываться лишь по прошествии значительного времени. Никаких официальных сообщений и даже семейных уведомлений не делалось.
Желание Александры Фёдоровны изолировать Себя и Детей от любопытных взоров лишь подогревало интерес в свете, и чем меньше здесь было действительных сведений о жизни Царей, тем больше появлялось домыслов и предположений. При такой нелюбви, которую вызывала Императрица, они изначально не могли быть благоприятными.
Злоязычный и беспощадный аристократический мир скорее бы простил Ей адюльтер, чем пренебрежение к себе. Он платил фабрикацией слухов и сплетен, к чему постепенно подключились и либеральные круги, где критические суждения, а потом и осуждения Романовых, и в первую очередь Александры Федоровны, сделались как бы «хорошим тоном». Развитию этого, своего рода промысла способствовали два обстоятельства: замкнутость жизни Венценосцев и безнаказанность инсинуаторов.
Природа Самодержавия не давала возможности воспрепятствовать распространению домыслов. В печати о жизни Семьи практически ничего не публиковалось, кроме официальных известий о Царских поездках, приемах и присутствиях.
Сделать же Свой дом доступным для обозрения алчной до сенсаций толпы ни Николай II, ни Александра Фёдоровна никогда бы не смогли; для Них это явилось бы кощунством. И опуститься до публичного опровержения циркулировавших слухов также не имели возможности. И всё оставалось годами неизменным: одни инспирировали сплетни, которые, не встречая никакого противодействия, охватывали всё более широкие общественные круги, а другие оставались выше этого, и лишь еще тщательнее изолировались от враждебного мира.
Царица оказалась перед жестоким и беспощадным выбором: добиться расположения в обществе или отстоять жизнь Ребенка любыми средствами. Компромисса тут не существовало. Медицина была бессильна, а сил на придворно-светские обязанности оставалось всё меньше и меньше. Свой святой долг Она видела в преодолении безысходных обстоятельств. За это Она готова была платить любую цену. И Она её заплатила.
Когда перед кроваткой больного Наследника появился необычный человек из Сибири, молитва которого вдохнула жизнь в угасающее тельце (первый раз такое случилось в 1907 году), выбор был сделан без колебаний. Она собственными глазами увидела благорасположение Небес, она воочию узрела руку Провидения.
Сестра Царя Великая княгиня Ольга Александровна, постоянно бывавшая в Царском доме и допущенная к самым сокровенным тайнам, незадолго перед смертью признавалась, что лично не раз наблюдала чудодейственные способности Григория Распутина. Нет, она сама никогда лично не пользовалась его даром, но видела много раз феноменальное целительное мастерство крестьянина из Сибири.