Он ухмыляется.
— Конечно, мисс Мендоса. Клянусь своей жизнью.
ГЛАВА 30
ДЭШ
— Мы должны зарыть его в чертову землю.
Пакс кипит. Он уже пробил дыру в стене гостиной, которую придется латать. Рэн как всегда просто сидит и смотрит. Не кричит. Не ругается. Не пытается поставить ему синяк под глазом. Парень буквально ничего не делает. Рэн лишь смотрит на повреждение стены, словно это недавно образовавшаяся черная дыра, которая может быть порталом в другую вселенную, и будто задается вопросом, как он туда пролезет.
— Что за мудак. У него хватает наглости прийти на нашу вечеринку, украсть нашу наркоту, а потом шантажировать нас, когда пропадает его девушка? Это уже за гранью.
Рэн моргает.
Мы с Паксом обсудили это еще до того, как он вернулся с допроса полиции, и решили не отступать от нашей стратегии. Вернее, нашего молчания. Рэн до сих пор не признался в своих отношениях с Фитцем, и на данный момент мы ничего не можем сказать об этом, не сделав все еще хуже. Мы просто должны подождать, пока он не будет готов что-то сказать. И начинаю думать, что Рэн никогда этого не сделает. Я не заинтересован в том, чтобы заставлять его признаваться в том, о чем он не хочет говорить, и Пакс тоже, поэтому мы придерживаемся той линии, что Фитц просто обеспокоен тем, что он связан с исчезновением Мары.
После долгого разглядывания дыры, которую Пакс проделал в стене, Рэн говорит:
— Это дело рук Мерси. Она сказала Фитцу, что я трахаюсь с Марой. Хотя она знала, что это не так.
Я бросаю на Пакса неловкий взгляд.
— Меня там не было, чувак. Я не знаю, что было сказано.
Пакс вскидывает руки.
— Не спрашивай меня, черт возьми. Мне отсасывали в ванной наверху.
Думаю, это тема для другого раза. Глаза Рэна действительно остекленели.
— Для меня она мертва.
— Да ладно тебе, чувак. Мара появится завтра. Все пройдет. Мерси извинится, как всегда, и все забудется к Рождеству. — Это звучит достаточно убедительно. Хотя я не верю ни единому своему слову, но должен что-то сделать, чтобы попытаться рассеять напряжение, которое, как грозовая туча, сгущается вокруг нашего друга. Если я этого не сделаю, случится что-то очень плохое.
Рэн только фыркает.
— Я иду спать.
Как только он исчезает наверху, Пакс впивается в меня темным взглядом, который пронзает кожу, мышцы и кости.
— Ну? — спрашивает он.
— Что «ну»?
— Ты знаешь, что, — рычит он.
Я так долго этого ждал. Боялся этого. Карина сказала, что он уверил ее, что ничего не скажет, но я уже довольно давно живу с Паксом. И после всего дерьма, через которое мы сегодня прошли, и всего остального дерьма, о котором мы не можем говорить с Рэном, я знал, что он собирается поднять эту тему. Наверное, это гложет его весь день.
Я вздыхаю.
— Что ты хочешь знать?
— Как долго? И зачем лгать об этом?
— Два месяца. — Я жду фейерверка. Когда он не случается, я делаю глубокий вдох и пытаюсь ответить на его второй вопрос. — И я солгал об этом, потому что она мне нравится, Пакс. Очень нравится. И я не хотел разбивать ей сердце. Неужели это так плохо?
Пакс никогда не говорит о своих татуировках. У него их не было, когда мы впервые приехали в Вульф-Холл тощими четырнадцатилетними подростками. Около года назад он сказал нам, что едет домой в Нью-Йорк на выходные, сел в машину и уехал. Когда вернулся, на правой руке у него был контур первого рукава. Рэн выгнул бровь, глядя на свежие чернила в своей очень похожей на Рэна манере. Я покачал головой, вздохнул, но не сказал ни слова. Пакс не делится. Как и никто из нас. Мы не копаемся в дерьме друг друга и не задаем вопросов. За последние двенадцать месяцев чернила Пакса медленно расползлись по всему его телу, и теперь начали ползти вверх по шее. Глядя на него через гостиную, я понимаю, что Пакс уже не тот человек, с которым я познакомился в начале учебы. Он претерпел какую-то трансформацию, метаморфозу, и я абсолютно ничего об этом не знаю.
Это чертовски глупо. Все это чертовски глупо.
— Мне не следовало держать это в секрете. Я должен был сказать вам, ребята. Ты прав. Рэн не должен держать свои отношения с Фитцем в секрете. А ты? Хрен знает, чего ты нам не говоришь. Может быть, пришло время всем нам выложить свои карты на стол. Хочу быть с Кариной. Вот. Я, бл*дь, это сказал. Я буду с Кариной, и, клянусь Богом, сломаю твою гребаную шею, если ты хотя бы взглянешь на нее искоса, братан. Я, бл*дь, не шучу.
Пакс ничего не говорит. Он скрещивает руки на груди, пристально глядя на меня.