Выбрать главу

– Знаешь, – говорила Мелони, положив саднящее лицо Лорне на живот (Лорна при этом поглаживала ее волосы), – в детстве у Гомера была какая-то особая храбрость. Он всегда восставал против того, с чем не был согласен. А теперь посмотри на него – трахает жену калеки и лжет сыну.

– Отвратительно, – согласилась Лорна. – Да забудь ты о нем.

Мелони ничего не ответила.

– Почему ты не хочешь подать в суд на Боба? – вдруг спросила Лорна.

– А если его засудят? – сказала Мелони.

– Ну и что? – не поняла Лорна.

– Отправят в тюрьму или еще куда-нибудь, – объяснила Мелони. – Где я его буду искать, когда поправлюсь?

– А-а, – протянула Лорна.

Голоса Гомер не узнал, а в слепящем свете фар ничего не видел.

– Что у тебя в сумке, Гомер? – спросил мистер Роз. Путь из Каролин в «Океанские дали» неблизкий, и старенькая машина поскрипывала, отдувалась, овевая Гомера нутряным теплом, у нее явно болели все суставы.

– Спасибо, Гомер, что до поздней ночи приводишь в порядок мое жилье.

Он вышел из света фар, и его черное лицо было все еще трудноразличимо. Гомер узнал мистера Роза по медлительным движениям, готовым в любую минуту смениться молниеносным выпадом.

– Мистер Роз! – воскликнул Гомер.

– Мистер Бур, – улыбнулся мистер Роз.

Они обменялись рукопожатиями, и сердце Гомера умерило свой ритм. Кенди все еще пряталась в темных недрах дома, но мистер Роз сразу понял, что Гомер не один. Он бросил через кухню взгляд в жилую комнату и увидел выходящую на свет смущенную Кенди.

– Миссис Уортингтон! – приветствовал ее мистер Роз.

– Мистер Роз, – трясла его руку Кенди. – Как раз успели к вашему приезду, – ткнула она Гомера. – Только-только все закончили. Приготовили белье и одеяла, – объясняла она мистеру Розу, а тот не преминул подумать, как это они без машины могли доставить в дом сидра такую кипу одеял. – Разложили по постелям, – уточнила Кенди.

– Заработались в конторе и вдруг вспомнили, белье-то не разложено, – добавил Гомер. Мистер Роз, проезжая мимо павильона, наверное, заметил, что в конторе свет.

Мистер Роз кивнул и улыбнулся. В этот миг в машине заплакал младенец – Кенди так и подпрыгнула.

– Я написал Уолли, что привезу с собой дочь, – сказал мистер Роз.

И в свете фар появилась фигурка молодой женщины с ребенком на руках.

– Я тебя видел последний раз, когда ты была совсем маленькая, – сказал ей Гомер.

Женщина взглянула на него отсутствующим взглядом: дальняя поездка, да еще с маленьким ребенком, должно быть, вымотала ее.

– Моя дочь, – представил ее мистер Роз и, подумав, прибавил: – И ее дочь. Миссис Уортингтон и Гомер Бур.

– Кенди, – сказала Кенди и пожала руку молодой женщины.

– Гомер, – протянул руку Гомер, и, запамятовав ее имя, спросил, как ее зовут.

Та, как будто чего-то испугавшись, взглянула на отца, ища у него не то совета, не то поддержки.

– Роз, – ответил за нее мистер Роз.

Все, даже его дочь, рассмеялись. Малышка на руках перестала плакать и удивленно таращила глазенки на смеющихся.

– Я спрашиваю имя, а не фамилию, – уточнил Гомер.

– Это и есть имя, – сказал мистер Роз.

– Роз Роз? – спросила Кенди.

Дочь мистера Роза неуверенно улыбалась.

– Роз Роз, – с гордостью подтвердил мистер Роз.

Все опять рассмеялись, малышка тоже заулыбалась, и Кенди стала играть ее пальчиками.

– А ее как зовут? – спросила она молодую женщину.

– Ее пока никак не зовут, – на этот раз ответила она сама.

– Мы еще думаем, – пояснил мистер Роз.

– Как это хорошо, – одобрил Гомер, который помнил, как давались имена в приюте – на скорую руку и неизвестно на какой срок, может, всего на месяц. Джонов Уилбуров и Уилборов Уолшей пекли в Сент-Облаке как блины, не напрягая воображения.

– Дом сидра не приспособлен для младенцев, – сказала Кенди. – Обязательно зайдите к нам, у меня остались детские вещи, которые могут вам пригодиться. На чердаке есть даже манеж, да, Гомер?

– Мы ни в чем не нуждаемся, – сказал мистер Роз, приятно осклабившись. – Но она, конечно, как-нибудь к вам зайдет.

– Мне кажется, я сейчас засну и просплю целые сутки, – сказала Роз Роз.

– Если хотите, я посижу с малышкой, – предложила Кенди, – а вы выспитесь.

– Мы ни в чем не нуждаемся. – Роз опять улыбнулся. – Во всяком случае сейчас.

– Хотите, поможем распаковать вещи? – спросил Гомер.

– Сами управимся. А что у тебя, Гомер, в сумке? – неожиданно поинтересовался мистер Роз, когда Гомер с Кенди, пожелав спокойной ночи, уже двинулись в сторону конторы.

– Яблоки, – сказал Гомер.

– Кто же носит яблоки в докторском саквояже, – заметил мистер Роз.

Гомер расстегнул молнию и показал содержимое.

– Выходит, ты яблочный врач, – пошутил мистер Роз. Гомер чуть не выпалил свое «точно».

– Он знает, – сказал Гомер, когда они уже подходили к конторе.

– Конечно, знает, – кивнула Кенди. – Но теперь это все равно.

– Да, наверно, – согласился Гомер.

– Главное – набраться решимости, – сказала Кенди. – Тогда признаться будет не так уж и трудно.

– Вот кончим с урожаем и признаемся. – Гомер взял ее за руку, но, подойдя к освещенному окну конторы, отпустил руку. И в контору они вошли врозь.

– А саквояж кому? – спросила Кенди и поцеловала Гомера на прощанье.

– Саквояж мне. Уверен, что мне.

Лежа в постели, Гомер думал о том, как велика власть мистера Роза над его окружением – дочь не смеет даже дать имя собственной дочери. Проснулся он на рассвете, взял с ночного столика ручку и с тяжелой обреченностью стал обводить написанные карандашом последние окончательные цифры на обратной стороне фотографии с экипажем «Ударов судьбы». Жирная черная линия ложилась поверх светлой карандашной, нестираемость как бы внушала надежду; контракты тоже подписывают ручкой, как видно, чернила считаются более крепким зароком, чем грифель карандаша. Он не знал, что и Кенди не спит, у нее заболел живот, и она пошла в ванную за лекарством. Ее тоже потянуло взглянуть на число «270», поставившее точку их тайным встречам после возвращения Уолли. Но Кенди обошлась с ним менее почтительно. Вместо ручки она обратилась к ластику и бесследно стерла его с обратной стороны фотографии, на которой учила Гомера плавать. Живот сразу прошел, и она скоро уснула. Это удивило ее – как легко, без надрыва приняла она мысль, что ее жизнь (та, которую она вела вот уже пятнадцать лет) через пару месяцев кончится.