Опираясь на Устинью, Полина поднялась в спальню, где для неё приготовили постель. По указанию кухарки уже принесли воду и полотенца, её переодели и уложили на кровать, оставалось ждать и молиться. Когда новая волна боли заставила Полли изогнуться и уцепиться за простынь, на пороге появилась княгиня. От её вида Полину передёрнуло, в ней она видела опасность и пыталась сказать Устиньи, которая сидела рядом и обтирала пот с её лба, чтобы та ушла, но не могла, а стиснув зубы терпела агонию.
Шли часы, за окном не утихала непогода, гремело и сверкало, казалось ещё немного и треснут стекла, проливной дождь стучал и рвался вечер. Полина уже не чувствовала ничего кроме боли, сил не были вовсе, а Устинью что кружилась и суетилась над ней всё приговаривала, что малыш уже показался, а осталось немного. Мария Григорьевна стояла в стороне, казалось её не было вовсе, ни звука не слышалось от неё, она наблюдала и ждала. Казалось мучения Полины ей в радость, порой она поднималась с места и расхаживала от угла до стены, а затем опускалась в кресло.
- Что с ней? Почему так долго? – В нетерпении обратилась она к Устинье, что обмакивала полотенце в теплую воду.
- Дети не рождаются быстро, - осадила та, - скоро народится, вот уже вскорости…
Не было времени на разговоры и она поспешила к Полине, указав служанке поменять воду и принести чистые полотенца. Княгине стали невыносимы крики Полли и она хлопнув дверью ушла. В коридоре она наткнулась на графа, что как тень стоял у стены, а увидев сестру тот оживился, вопросительно на неё взглянув.
- Ну? Не томи Мари, - стукнул он тростью по паркету.
- Ещё рано, но будь уверен я избавлю тебя от бастарда, дорогой братец, - заявила она.
- Сделай это, Мари, инче я сам вышвырну незаконнорожденного щенка вон, - сцепив кулак произнёс он, в то время как княгиня кивала ему одобряя возникшее решение.
- Не нужно брат, положить на меня, - она развернулась и поспешила в спальню, опасаясь пропустить момент рождения.
Прошло ещё пару часов пока ребёнок оказался в руках Устиньи и та измученная не хуже Полины держала его дрожащими пальцами. Округлив глаза Марья Григорьевна наблюдала как она осторожно закутала маленькое тельце в полотенце, принялась обтирать младенца и тяжело дыша улыбалась лежащей без чувств Полли. Ребенок принялся плакать, тогда не медля она потянула на себя Устинью, а та ничего не понимая пошла за ней.
- Унеси его отсюда, иначе она услышит, - прошептала она испуганной кухарке.
- Куда же? Что вы хотите? – Сверкнула та глазами и в тот момент ребенок заплакал сильнее.
Его первый плач вызвал гнев Марья Григорьевны и она почти силой вытолкнула Устинью из спальни. Она увела её на другой конец, а новорожденный всё продолжал плакать, точно зная что ему не суждено попасть в руки матери.
- Успокой его, пусть замолчит, - бросило раздражённо княгиня и открыв створку своей спальни, приказала зайти.
- Господи, ваше сиятельство, смилуйтесь, - причитала та. – Ведь дитя то невинное…
- Значит так, - она грозно вскинула руку, - увези это подальше, а сама поезжай в свою деревню и заживи счастливо, больше здесь не появляйся.
- Как же? Милостивый Боже, - та перекрестилась свободной рукой, - что же это? Как так?
- Я скажу что он родился мёртвым, роды были тяжёлые и он не выжил, - распалялась княгиня. – И дабы тебе облегчить участь ты уедешь из этого дома.
- Нет и нет, Марья Григорьевна, я не буду, я отдам девочку в руку Полинушки, - запротестовала та, качая растрёпанной головой.
- Ежели так, я сейчас же позову исправника и доложу что несколько лет назад ты убила нашего лакея, ножом как настоящая убийца, - поджав от злости тонкие губы чеканила она каждое слово.
- Но… но он пытался взять меня силой, я же не хотела, я защищалась, - дрожащими губами бубнила Устинья, вспоминая как тот пробрался в спальню когда она была ещё молодой и если бы не нож, то тот надругался над ней.
- Никто тебе не поверит, я скажу более что остаток дней гнить тебе в камере. Так что решай, - княгиня не сводила глаз с кухарки, что опустила глаза на ребёнка, который притих на руках.
- Хорошо, Марья Григорьевна, ежели так, я уйду из дома, не потому что вы выгоняете, а поелику не смогу Полинушке о дитятке сказывать. – Вздохнула та, - знаю что вы бы на дали растить ей дитя, нашли бы способ избавиться…
- Верно подмечено, бастард не будет носить имя Уваровых, - она поспешила к секретеру достав из ящика пачку ассигнаций, - вот, это тебе за службу в доме и на расходы.
- Эх, не стоит, - отозвалась Устинья. – Я пойду.