Утащить их в укрытие гансам никто не мешает, и через пару минут на поле боя наступает затишье.
Впрочем, как понимает Смирнов, это ещё не бой. Так, простая разминка перед началом схватки. Немецкому командиру есть теперь над чем подумать-поразмышлять. Одно дело, если это просто снайперская засада — минировать путь, выстрелить раз-другой, ввести противника в замешательство, замедлить движение ягдкоманды, после чего тихо уйти, оставив с носом преследователей. Другое, если на возвышенностях по обе стороны от тропы схоронились ещё партизаны, и в этом случае тяжёлого боя не избежать, чего фрицам, наверное, не очень хочется — они же охотники, а не добыча…
Передышка длится недолго. Не больше пяти минут.
Со стороны античной «деревни» начинает бить пулемёт, и под его прикрытием гитлеровская «десантура» пытается проскочить опасный участок. Шесть человек, перебежками, укрываясь от снайпера за разбросанными по склону камнями, несутся как раз в ту сторону, где затаился штабс-капитан.
Огонь Михаил открывает, когда дистанция сокращается метров примерно до ста тридцати — ста пятидесяти. Кучность боя у Беретты M38 приличная. Чтобы остановить фрицев, Смирнову хватает нескольких коротких очередей.
Противники вжимаются в землю. Один из них теперь уже точно не встанет, еще двое, хоть и ворочаются, но тоже, по всей видимости, не жильцы. Воевать, по крайней мере, они сейчас не способны. Стонут, пытаются отползти… Задний что-то орёт благим матом. «Ага! Хочет, чтоб вытащили… А вот хрен тебе, золотая рыбка! Не будет здесь сказки с хорошим концом…»
Длинной очередью штабс-капитан отгоняет уцелевших от раненых, после чего приходит его черед хорониться — вражеский пулемётчик переключает внимание на правый фланг. Каменные брызги летят от бруствера. Откатившийся за скалу Михаил меняет второпях магазин и набивает патронами опустевший. В треске пальбы слышится не только звук «косторезки» и маузеров — щелчки магазинной ли-энфилд почти «незаметно» вклиниваются в общую какофонию боя.
Результат первого раунда штабс-капитан наблюдает с новой позиции, занятой им правее старой на два десятка шагов. На земле остаются три трупа: один — работа Смирнова, второй — Костаса, третьего можно записать в коллективный счёт. А «крикуна» гансы всё-таки смогли оттащить к развалинам. «Ну, да и хрен с ними! Пусть сами теперь со своим подранком валандаются…»
Следующая передышка длиннее первой. По всей видимости, немецкие командиры ошеломлены неожиданными потерями и потому не спешат. Накапливают силы, ломают голову, решают «что дальше?», прикидывают, каким образом действовать… явно какую-то пакость готовят.
Пакости начинаются через десять минут. Когда уже два вражеских пулемёта начинают обрабатывать позиции партизан. Правда, опять наобум, очередями по пять-семь патронов, неприцельно, по всем кажущимся подозрительными местам. Спустя какое-то время к МГшкам присоединяется нестройный винтовочный хор. Фрицы с упоением садят из всех стволов по гряде, выбивая из камней крошку и пыль. Особой опасности это не представляет. Скальный гребень, за которым скрываются два бойца, расположен подковой с сильно разогнутыми краями. От фронтального огня можно укрыться на флангах, за нерукотворными каменными зубцами. И местность оттуда отлично просматривается, и рикошеты не так уж страшны — пули уходят, в основном, вверх, а позади сплошная растительность. Если фрицы рванут на прорыв в центре, в два огня их взять — милое дело. Опасаться надо только массированной атаки. Не успеешь добраться до оставленного в глубине позиции пулемёта, можешь и не совладать с толпой. Подберутся метров на двадцать, забросают гранатами и — аллес, туши свет, сливай воду, грузи апельсины бочками. Риск, конечно, велик, но куда деваться? Одна надежда, что атаковать в лоб противник пока не захочет. Немцы не дураки, по-глупому подставляться не будут.
Как именно решили действовать фрицы, Смирнов понял, когда перевёл взгляд на возвышающуюся справа горушку. Склон у неё был более пологим, чем у той, что запирала долину на левом фланге.
Вот раз-другой колыхнулись кусты, вот камешки вниз посыпались, а вот и каска мелькнула. Нет, лезть наверх немцы не собираются, на вертикальной стене они как мишени в тире. Костас их там всех перещёлкает.
Но если наверх не лезут, а ползут по колючкам, то, выходит, задумали какую-то хитрость.