И сейчас Зейн пытался втянуть меня в ещё одно глупое ярморочное развлечение.
— Нет, я не хочу получить французский поцелуй от Французского Клуба, — твердо сказала я, смех в горле угрожал вырваться на свободу. Французский поцелуй от Французского Клуба. Кто одобрил это, в качестве идеи для сбора средств? И еще хуже, кто готов платить за это?
Последние тридцать минут, мы бродили по второму из четырех проходов. Зейн настоял купить для меня подозрительного «Щенка, по имени Чау», который оказался арахисовым маслом, шоколадом, и какой-то смесью зерновых перемешанных вместе и засахаренных в пакете; и я выиграла небольшую мягкую игрушку непонятного вида — это, возможно, было что-то среднее между собакой и вероятно медведем — за броски кольца. Технически, для меня его выиграл Зейн, после того, как я запротестовала, вероятно, слишком громко, что эти кольца были аферой. Кольца были намного меньше, чтобы подходить по размеру к горлышкам бутылок. Зейн дал скучающему ребенку в палатке пять долларов, и малыш уронил кольца поверх бутылок для Зейна. Что было, на мой взгляд, полностью противоречащим правилам игры. Но опять же, они раздавали собако-медведей как призы, так что какая разница…
— Ой, да ладно, это весело.
Зейн дернул меня за руку, пытаясь тащить за собой к столу, драпированному розовым тюлем в конце прохода, где, на удивление, собралась значительная толпа.
— Что ты имеешь против французских поцелуев? Я думаю, может это фобия?
Он покачал головой с притворным ужасом.
— Может нам стоит посетить клуб психологов?
— У нас нет клуба психологов, — сказала я, мои ноги скользили по пролитому крему для бритья, который появился тут из-за восторженного броска от футбольной палатки. (За доллар, вы могли покидать пироги из крема для бритья в различных игроков, но, видимо, все с достойным чувством цели были уже в команде.)
— Ты меняешь тему разговора, — с ухмылкой сказал Зейн.
Да, да, я меняла. У меня не было фобии. Это был просто старый добрый страх. Я никогда не делала этого раньше — целовать кого-нибудь, любым способом — и это поразило меня, что в то время пока было много простых вещей, которые можно подделать или замаскировать, первый поцелуй, вероятно, не был одни из этих вещей. Что если я сделаю что-то не так? Или что если что-то у меня во рту укажет, на то, что я не человек, может быть, я о чем-то не знала? Спасибо, нет. И даже во всем этом, почему мне должно захотеться поцеловать совершенно случайного незнакомца?
Я с подозрение осмотрела розовый и пушистый стол Французского Клуба.
— Нет, спасибо.
— Даже если я пообещаю, что они тебе понравятся? Французские поцелуи хороши, — подразнил он, с удивительной теплотой в выражение лица, из-за которого он выглядел менее обремененным, более счастливым. Не то, чтобы я когда-либо думала о нем, как об особенно несчастном. И все же, сегодня казалось, он был ярче, выглядел более живым, чем я когда-либо могла припомнить.
Я покачала головой с улыбкой.
— Даже если так.
Но затем он отпустил мою руку и усмехнулся мне.
— Жди здесь.
Он направился в сторону очереди.
Он собирается привести кого-то прямо сюда для этой цели? Конечно, нет. Зейн не окажется человеком, который получает удовольствие от неудобства других людей, насколько я могла судить.
Именно так. В этом и проблема. Я не знала его, не совсем так, я вообще не знала его. И вполне возможно, настоящий Зейн, найдет "смешным" толкнуть меня к публичной унизительной ситуации. Казалось, он был против того, что произошло с Дженной, но это ничего не значило в той ситуации. Каждый по-разному определяет чувство юмора.
Мои руки похолодели от паники, когда я наблюдала, как Зейн подошел к столу Французского Клуба и что-то сказал парню за ним. Уютный кокон нашей шарады, обернутый вокруг нас, исчез.
Опасность притворства заключается в том, что, если ты хорошо притворяешься, это начинает казаться настоящим. Иногда, только на несколько минут, когда Дженна и я болтали о школе или парнях, или о чем-то еще, я забывалась. Забывала, что я не была Арианой Такер — обычной человеческой девушкой, за которую меня все принимали. И в такие моменты, это ощущалось, как тяжелый вес, который сняли с меня, вездесущий валун страха, который я таскала за собой. Конечно, когда я вспоминала об этом, бремя становилось в десять раз тяжелее. Но это стоило тех нескольких секунд побега от реальности.
У меня не было цели забыть кто я такая, или зачем я с Зейном. Забыться в любом случаи казалось невозможным. Вся ситуация была уверткой, подделкой, вынужденной мерой.