— Ничего. — Я поднимаюсь.
Он хватает меня за запястье, когда я тянусь за журналом.
— Почему же ты спала со мной, если тебе было известно? — спрашивает он.
— Потому что мне было все равно, — говорю я.
— Я знаю, что тебе не все равно, Лорен, — говорит
он.
— Ты жалок и запутался, — говорю я ему.
— Погоди минутку, — говорит он, — да кого вообще ебет, скольких я выебал? Или кого выебал? С каких, это самое, пор ебаться с кем-то еще означает, что я, это самое, тебе не верен?
Я раздумываю над его вопросом, пока он не отпускает мое запястье, и начинаю смеяться. Ищу глазами столик, чтобы пересесть. Может, пойти на занятия? Какой сегодня день?
— Ты прав, наверно, — говорю я, пытаясь организовать себе выход.
Прежде чем отхожу от него, по-прежнему гадая о Викторе (не думаю ни о чем особенном, просто смутные никчемные мысли), он спрашивает:
— Почему же ты меня не любишь, Лорен?
— Убирайся-ка ты отсюда, — говорю.
Шон
Что было дальше.
Мы с Норрисом в его красном «саабе» едем в город. Норрис устал, у него похмелье (перебор MDA, перебор секса со всевозможными первогодками). Он ведет слишком быстро, но я об этом помалкиваю; пялюсь себе в окно на серые облака, проплывающие над красными, зелеными и оранжевыми холмами, по радио орет «Monster Mash», возвращая меня в сегодняшнее утро.
— Лорен узнала про Джуди, — говорю я ему.
— Как? — спрашивает он, открывая окно. — Моей трубочки нет в бардачке?
Я смотрю.
— Нет. Ей Джуди рассказала.
— Манда, — говорит он. — Ты шутишь? Зачем?
— Можешь себе представить? Не знаю, — говорю я, тряся головой.
— Господи. Она бесится?
Мы проезжаем местную красотку, она продает нашивки и тыквы возле школы. Норрис притормаживает.
— Кто бесится?
— Кто бы то ни было, — отвечает Норрис — Могу поклясться, что моя трубочка была там. Взгляни еще раз.
— Да. Она бесится, — говорю — А ты бы не бесился, если б девушка, которую ты любишь, переспала с твоим лучшим другом?
— Точно. Мрачняк.
— Да. Я должен с ней поговорить.
— Конечно. Конечно, — говорит Норрис — Но она уехала в Нью-Йорк на выходные.
— Что? Кто? Лорен?
— Нет. Джуди.
Я не ее имел в виду, но мне все равно спокойнее:
— В самом деле?
— Да. У нее там парень.
— Потрясающе.
— Адвокат. Двадцать девять лет. Сентрал-Парк-Уэст. Зовут Джеб, — говорит Норрис.
— А что с Фрэнком? — спрашиваю я, затем: — Джеб?!
— Этот чувак знаком с Франклином, — говорит Норрис.
Может, с Лорен еще не все кончено, думаю я. Может, она вернется. Норрис припарковывает «сааб» позади банка на Мейн-стрит и ищет трубочку сам.
В аптеке. Пока Норрис берет по рецепту риталин, я просматриваю стенд с порножурналами, установленный рядом с секцией гигиены полости рта. Открываю «Хастлер», там все то же: эксклюзивные фотографии обнаженных принца Эндрю, Брук Шилдс, Майкла Джексона — все крупнозернистые, все черно-белые. В следующем номере обещают фотографии обнаженных Пэта Буна и Бой Джорджа. Нет уж. Ставлю обратно на полку рядом с октябрьским «Шиком». На центральном развороте женщина, наряженная ведьмой, накидка распахнута, мастурбирует метлой. Она посимпатичнее Лорен, но слишком порочная, и меня это не вставляет. Каким-то образом центральный разворот открепляется, выскальзывает на пол и раскрывается рядом с ногами бабульки с голубыми волосами, которая читает — не просматривает, не глядит, а читает, черт подери, наклейку на обратной стороне бутылочки лавориса. Она опускает глаза вниз, у нее отпадает челюсть, и она быстро перемещается к другому стеллажу. Я оставляю бумажку на полу и двигаю обратно к Норрису, который стоит на кассе со своим риталином, и говорю:
— Сваливаем отсюда.
Я вздыхаю и смотрю на полки с конфетами под кассовым аппаратом. Беру упаковку арахисовой пастилы в шоколаде, виновато кручу ее в пальцах и смутно припоминаю прошлую ночь. Из-за чего мы поругались? Был ли там эмоциональный накал? Повышенные тона? Или это просто презрение, предательство и недоверие? Я прошу Норриса купить мне пастилу и тюбик бутафорской крови. Норрис платит и спрашивает застенчивую кассиршу с лицом в шрамах от угрей, знает ли она, кто написал «Записки из подполья». Девчонка — такая простушка, что и за деньги не смог бы с ней переспать, ни за какие коврижки, — улыбается и говорит, что не знает и что он может посмотреть на стеллаже с бестселлерами-покетбуками, если ему так хочется.
Выходим из магазина, и Норрис фыркает с легким презрением:
— Городские такие простофили.