Углубившись в горестные думы, вспоминая, как всё начиналось на Ситхе, как торговался он с вождями местных племён, уговаривая уступить ему самое выгодное на заливе место — на том каменном мысу, где стоит сейчас Ново-Архангельск, и как, получив их отказ, начал строиться здесь, Баранов потерял счёт времени и очнулся от своих дум, лишь когда Подушкин, мягко тронув его за плечо, сказал:
— Пора возвращаться, Александр Андреевич. Уж темнеть начало.
Накануне отплытия Баранов совершил прощальный обход поселения. Посетил верфь, кузницу, слесарную мастерскую, и везде в первую очередь к нему подходили убелённые сединами ветераны, старовояжные, с кем ходил он в походы ещё в конце прошлого века и к Кенайскому полуострову, и в Якутат, и на остров Нучек. Как же мало осталось их, как беспощадно изменили годы их лица, крепкие когда-то тела. Баранов, обнимая сподвижников, бормотал:
— Думал, здесь последние дни скоротать. Ан нет! Россия позвала. Не поминай лихом, Тихон, и ты, Сысой. Простите за всё.
Старовояжные растерянно отвечали:
— Да как же так, Александр Андреевич, что покидаешь ты нас? Небось теперь и не свидимся.
— Ну будет, будет! — увещевал их Баранов. — Даст Бог, где-нибудь и свидимся. — Голос его предательски дрожал.
— Разве что на том свете, — угрюмо ответил ему Сысой Слободчиков. — Жаль, Тимоха-то Тараканов с вами не простился.
— С Тимохой на Сандвичевых повидаемся, — бодрящим тоном отвечал Баранов.
Он уже слышал от отплывавшего вместе с ним Подушкина, что капитан Гагемейстер планирует сделать по пути остановку на острове Кауаи, чтобы забрать сандаловое дерево.
День отплытия, двадцать седьмое ноября, выдался на удивление ясным, солнечным. С дочерью Ириной Баранов прощался дома. Нежно обнял её, троекратно поцеловал.
— Берегите себя, тятенька, и непременно пишите нам, — пролив слезинку, сказала дочь.
— И ты, доченька, себя береги и его тоже. — Баранов легко коснулся её уже заметного живота. — Авось и внучонка в Россию привезёшь да мне покажешь.
— Непременно, тятенька, привезу, — просияла мимолётной улыбкой Ирина. — Передайте Антипатру, чтоб и он писать нам не забывал.
— Передам.
Ирина вышла за порог и оттуда смотрела, как отец, поддерживаемый под руки Терентьевым с Подушкиным, медленно спускается к пристани.
В честь отъезда Баранова у крепостных стен был выстроен по приказу Яновского почётный караул.
Отплытие «Кутузова» было отмечено, как водится, салютом береговых и корабельных орудий.
Борт «Кутузова»,
23 декабря 1818 года
Утром, едва рассвело, Подушкин, зайдя в каюту Баранова, пригласил его на палубу.
— Виден Кауаи, — взволнованно сказал он. — Взгляните.
Качка усиливалась, начинался шторм. Если бы не крепкие руки Подушкина, Баранов не устоял бы на ногах.
Из-за сильного встречного ветра кораблю приходилось идти переменными галсами. Матросы, понукаемые офицерами, суетились на реях, спешно убирая паруса. Кипящее, брызгающее пеной море, казалось, сливалось с набухшим влагой свинцовым небом.
— Где, где остров? — старался перекричать ветер Баранов.
— Вон там, справа по борту. — Подушкин протянул ему зрительную трубу.
Баранов повёл ею в нужном направлении. Подушкин крепко держал его за плечи.
Линия горизонта плясала в окуляре в такт волнению моря. Сначала Баранов не мог различить ничего, кроме зыбкой границы, где изрезанное морщинами море переходило в серое грозовое небо. Но вот он наконец увидел очертания поднимавшейся из воды гористой земли, ощетинившейся остроконечными вершинами. Что-то белое, то ли туман, то ли облака, наползало на горные хребты.
— Он сможет пристать? — крикнул Баранов, имея в виду капитана корабля.
— Нет! — крикнул в ответ Подушкин. — В такой шторм — нет, он не будет рисковать. Слишком опасно.
Боровшийся со встречным ветром корабль, не приближаясь более к земле, постепенно оставлял её по правому борту. И вот возникший средь моря остров пропал, растаял в туманной дымке, будто его и не было.
Вернувшись в каюту, Баранов с холодным спокойствием в душе думал о том, что Гагемейстер, конечно, прав: капитан не мог позволить себе рисковать в такую погоду людьми и кораблём. И всё же было жаль, что не удалось высадиться на эту землю, где так шустро всё начал и так плачевно закончил посланный сюда доктор Шеффер.