Выбрать главу

Джерри отогнул кончик белой перчатки, поцеловал руку Рейчел. «Маргарет никогда и в голову прийти не могло, — подумал он, — чтобы приобщиться самой и приобщить меня к верховой езде. Впрочем, может быть, ее возраст не позволял… Огромное наслаждение. И молодеешь, молодеешь — с каждым шагом лошади».

Когда они ехали в машине через Манхэттан и потом мчались по хайвею на юго-запад миль пятьдесят, к его любимому загородному дому в Нью-Джерси, Джерри, поддерживая милое воркование Рейчел о бродвейских околотеатральных интрижках, скандальных светских романах, домашних мелочах, думал, как обычно, о своем. Маргарет, вспомнил он, за всю их более чем двадцатилетнюю жизнь ни разу не посетила его в офисе. «Моя империя — семья, — гордо откинув голову и сложив руки на груди, любила говорить она. — Мой дворец мой дом. Все остальное меня мало волнует. Если, разумеется, финансовые дела мужа ведутся достойно». Финансовые дела внешне велись вполне достойно. Да, при всей ее набожности и при всей любви к мужу, Маргарет была гордячка. В дела Джерри — включая любовные — не вмешивалась даже в случаях из ряда вон выходящих. Однажды, когда ее давняя приятельница намекнула, что Парсел «опять спутался и опять с голливудской временщицей», Маргарет надменно, едва слышно произнесла: «Это никого на этом свете, кроме его и меня, не касается», и едва не потеряла сознание.

От приступа гнева. «От ревности, подумать только!» — злословила приятельница, которой навсегда было отказано от дома. И сплетен — на чей бы то ни было счет, милых и злонамеренных, театральных и светских, Маргарет Парсел не выносила. Темами ее нечастых бесед с мужем были музыка, литература, живопись.

И — воспитание Беатрисы. А Джерри не любил эти беседы — у Маргарет на все имелось свое мнение. И заставить ее изменить что-либо в ее воззрениях было труднее, «чем выдрессировать взрослого флоридского аллигатора», как отметил однажды Парсел после разговора с женой. Рейчел не знала и сотой доли того, что знала Маргарет. И поначалу Парселу доставляло удовольствие произносить перед «своей собственной, семейной стюардессой» монологи на всевозможные темы — от гипотез о возникновении жизни и пришельцах до инфляционных волн и творчества постимпрессионистов. Его поражала изобретательность ее ума. Каким-то могучим интуитивным чувством она отбраковывала все ненужное и прочно укладывала в тайники своей памяти лишь то, что так или иначе интересовало его, Джерри. Интересовало глубоко и истинно. Но вскоре ему наскучило выступать в роли семейного лектора. И тогда он понял, что ей не хватает категоричности Маргарет. Рейчел все ловила на лету, она со всем соглашалась, она благоговела перед его знаниями, обширными, такими глубокими. А Джерри — по складу его ума, по темпераменту — было нужно противодействие.

Дом был куплен в Англии, в разобранном виде переплыл океан и был установлен в Новом Свете рабочими-англичанами под педантично придирчивым наблюдением архитектора-англичанина.

Джерри не помнил, чем именно знаменит был этот дом (кажется, в нем проходили сессии какой-то исторической международной конференции). Тем более не помнил он фамилии лорда, у которого этот дом купил. Но он отлично помнил, как был поражен, когда услышал, что просторный трехэтажный деревянный дворец был построен без единого гвоздя, без единой металлической скобы. Купить, перевезти, установить — все это было несложно.

Проблемой, для решения которой ушел почти год, оказалось подыскать ландшафт, в который наиболее выигрышно вписалось бы уникальное строение. И вот оно стояло на невысоком холме, у подножия которого бежала узкая прозрачная речка. Веселые рощи, уютные поляны, искусственные пруды, прохладные леса с проложенными сквозь них конными тропами — владения Джерри в Нью-Джерси раскинулись на многие, многие мили.

В верхнем левом кармане куртки для верховой езды Парсел всегда имел несколько кусков сахара. Нащупав сейчас один, он предложил его Голубой Крови. Лошадь коротко дохнула, деликатно сжала губы, втянула в рот лакомство, влажным глазом благодарила хозяина. Гордый Принц, который стоял рядом и наблюдал за этой сценкой, недовольно, требовательно заржал.