И, словно заметив лазейку, изнутри начала подниматься, накатывать, закручиваться в синие спирали волна силы. Император изо всех сил сжал зубы, огромным усилием воли усмиряя её, загоняя обратно. Нет. Пусть лучше они всей таверной отпинают его труп. Он больше не даст этому управлять собой. Никогда.
Замешательство дорого ему обошлось: заметив, что жертва отвлеклась, щербатый тут же сделал еще один выпад, целясь в уязвимое горло. В последний миг Император заметил угрозу и отшатнулся, но полностью уйти от удара не смог. Короткое туповатое лезвие с силой рассекло ему подбородок и губы. Яркая вспышка боли затопила сознание, и забытые было рефлексы сузили внимание до ближайших противников. И поэтому когда таверну в одно мгновение заполнил грохот и крики, а нападавшие отступили, разворачиваясь в сторону новой угрозы, он даже не сразу понял, что произошло.
Время словно начало течь медленнее, складывая происходящее из отдельных картинок.
Вдох — и не успели еще обломки развороченной оконной рамы упасть на пол, как щербатый удивленно уставился на торчащий из груди кинжал. Лезвие почти по рукоять вошло в тело, так, словно его не метнули через весь зал, а воткнули с размаху, подойдя вплотную.
Выдох — тело убитого начало оседать. Его подельники — один за другим падать вслед за ним, даже не осознав произошедшее. Кто–то у выбитой двери пытался дать отпор. Трактирщик что–то закричал. Но все они были уже мертвы, просто еще не знали об этом.
Вдох — перед Императором вырастают три черные тени, закрывают его от людей в зале и разворачиваются к ним. От входа слышен хрип и вой, но выйти — нет, никто больше не может покинуть зал. Бывший ловушкой для одного, он стал западней для всех. Люди умирают один за другим, сопротивляясь или пытаясь спастись, но одинаково быстро.
Выдох — это можно было бы считать за ошибку зрения, но Император мог поклясться, что увидел, как один из гвардейцев даже не отбил летящее в него лезвие метательного ножа, а лишь слегка коснулся его острием меча, словно помогая выбрать другую цель — и лезвие точно вонзилось в человека чуть позади и сбоку от него.
Вдох — большеносый здоровяк у дальней стены замахивается палицей. Рядом более щуплый, но куда более быстрый бродяга тянется широким тесаком к цели. Они действуют дружно, согласованно, и тем более верят в успех, что их удары направлены в спину противника. Гвардеец не мог их видеть, не слышал, но развернулся так, словно для контроля пространства позади себя ему было достаточно глаз собрата напротив. Два неуловимых и скупых движения меча — еще два трупа.
Выдох - …и еще.
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Кровь собирается в тонкий ручеек на неровном полу, тащит за собой соломенную труху, бежит к подошвам сапог. Император, все зажимающий рану на лице, заторможенно опустил глаза вниз и отошел в сторону.
Трактирщик, чьи инстинкты до того сработали четко, высунул голову из–за стойки и обвел безумным взглядом зал. То ли узнал кого–то, то ли просто от потрясения испустил короткое рыдание. И, заученным бессознательным движением выхватив из–за стойки небольшой мощный арбалет, направил его на основную угрозу, которую подсказала ему интуиция — на мужчину, стоящего спиной к стене и закрывающего рукой рот и подбородок. Он не успел даже поднять оружие — двое из восьми оказались рядом, и еще одно тело упало на пол, разрубленное на две части.
Глухо брякнул об пол выпущенный из мертвой руки арбалет. И звонко щелкнула стрелой тетива, по прихоти судьбы выбрав все ту же цель, что и покойный хозяин.
Стоящий рядом гвардеец метнулся вбок, закрывая Императора собой, и тот услышал, как ударился об внутреннюю поверхность шлема прошедший через глазницу арбалетный болт. Тело упало к его ногам. Последнее.
Император усилием воли сбросил с себя оцепенение и, больше не пытаясь уместить в голове то, как за столь короткое время, меньшее, чем нужно, чтобы пересечь улицу, спокойная таверна превратилась в бойню, склонился над погибшим гвардейцем. Он вроде бы помнил его, но… Император только сейчас со стыдом осознал, что даже не пытался их различать. Относясь к тому, что только что без колебаний отдал за него жизнь, как к одной из собак на псарне.
Оставшиеся семеро деловито обыскивали зал, не пропуская ни единой щели. Убедившись в его полной безопасности, ближайший гвардеец подошел к поднявшемуся с колен Императору.
— Мой господин.
— Мне жаль, что… так вышло… — начал подбирать слова поддержки Император. И замолчал, наткнувшись на ответный взгляд. В нем не было ни сожаления, ни боли, только непонимание. И искреннее, жгучее желание угадать, в чем дело, уловить эмоцию, подстроиться под нее как… как собака.