Мария прикусила изнутри щеку. Говорить следователю о том, что пришло ей в голову, не следовало. Это просто безумие какое-то, паранойя! Конечно, стоит ему копнуть чуть глубже, как он сам обнаружит запрос Марии Эрнст по установлению отцовства в генетический банк, а возможно, сумеет получить и копию ответа: «Генетический материал вашего отца на Табете не зарегистрирован».
Генетический банк данных табетцев начали собирать еще первые колонисты, в него вносились все жители без исключения. И хотя возможность ошибки оставалась всегда, повторять анализ и заказывать тест ДНК на национальность Мария не стала. Даже сейчас, спустя двадцать пять лет, многие табетцы ненавидели Асфан. И во время оккупации, и в первые годы после освобождения, тех, кто сотрудничал с захватчиками, выслеживали и бросали в тюрьмы. Причем, занимались этим не только власти, но и так называемые группы «зачистки», состоящие из гражданских добровольцев. Кого-то из арестованных отпустили за недоказанностью, но многие получили пожизненные сроки. Даже мама Марии, Лилия Эрнст, была задержана по подозрению в связи с оккупантами, но позже оправдана. А потомкам асфанцев приходилось несладко до сих пор. На них смотрели косо, им часто отказывали при найме на работу, предпочитая кандидатов-табетцев, не было ни одного случая, чтобы полуасфанец занимал руководящую должность. В таких условиях кому-то вроде Марии, родившемуся во время оккупации, определенно, стоило помалкивать о своих семейных секретах. Если следователь докопается сам, отпираться она не станет, а выдавать информацию, которая может разрушить ее жизнь — нет уж, увольте! Даже несмотря на то, что в обществе после предложения Асфана оказать экономическую помощь разоренной им же когда-то планете, наметился раскол среди старшего поколения, считающего, что асфанцы просто нашли другой способ вернуться за ресурсами, которые не успели выкачать, и поколением молодым, верящим в искреннее желание асфанцев помочь, выставлять себя напоказ Мария не собиралась. Но вдруг кто-то из генетического центра проболтался, выдал конфиденциальную информацию?
— Госпожа Эрнст, вы меня слушаете?
Она встрепенулась.
— Да-да, извините, я что-то задумалась. Это все лекарства, наверное.
— Ничего. А угроз вам не поступало в последнее время? Вообще было что-то странное?
— Более странное, чем лихач, едва не сбивший меня на перекрестке, и скрывшийся с места происшествия? — Мария натянуто улыбнулась. — Послушайте, нет никаких причин, чтобы кто-то мне угрожал. Может, это все-таки случайность? Водитель пьяный или…
— Мы проверим все версии, — пообещал следователь. — Если бы сбившего вас водителя удалось задержать, был бы один вопрос, а так — дело совсем другое.
— А вам не удалось?
Хваленая автоматизированная система дорожной безопасности, введенная в столице несколько лет назад, перехватывала управление мобилем или флаером любого нарушителя, не давая ему скрыться с места аварии. Почти всегда, если только водители не пользовались глушителями, не позволяющими завладеть управлением мобилем или флаером. Глушители нелегально завозились с других планет и стоили баснословных денег. Настоящая головная боль для полиции — ведь ни один сканер не мог обнаружить этот микроприборчик, что невероятно осложняло поиск как перевозчиков, так и тех, кто их использовал.
Следователь строго погрозил Марии пальцем.
— Ничего я вам об этом не скажу, госпожа! Это все тайна следствия.
— Но вы уже сказали! — запротестовала она.
— А использовать эту информацию запрещаю, даже если так.
Мария разочарованно скривилась. Прямой запрет на разглашение затыкал ей рот, надежнее кляпа. Жаль, могла бы подкинуть материал ребятам из отдела происшествий.
— Кстати, вы случаем не используете встроенные камеры? — наклонившись к ней, и вглядываясь ей в глаза, спросил Гонс.
Мария вжалась в подушку.
— Нет — нет! Я против имплантации, это ведь небезопасно для зрения, а искусственные глазные яблоки мне не сильно нравятся. Лучше уж свои.
— Не могу с вами не согласиться. И обычные камеры не использовали?
— Нет, — с сожалением призналась Мария. — Иногда во время работы я использую камеры в сережках, но сегодня я ведь просто шла по улице…
— Эх! Многие, и не обязательно ваши коллеги, держат камеры включенными постоянно, снимая все вокруг себя.
— У меня на личную съемку аллергия с некоторых пор, — пробормотала Мария.