На берегу так называемого Егерьского пруда стоял солидный бревенчатый терем, при нем участок не меньше чем в полгектара мачтового соснового леса, все обнесено тесовым забором в два человеческих роста. Если дача, то весьма неслабая, причем практически в черте города. Вот были времена... За какие заслуги Александр Иванович сумел ее оставить за собой при Советской власти?
Условным стуком я постучал в калику, в ответ на заданный грубым голосом вопрос ответил, как учили, и полотнище широких, крытых двускатным навесом ворот распахнулось.
Подогнав машину к высокому крыльцу, я с помощью коренастого бородатого сторожа в солдатской стеганой куртке и несколько пришедшей в себя Людмилой затащил моих раненных, а точнее – контуженых «друзей» в горницу.
Сторож зажег керосиновую лампу. Пришло время осмотреться. Я уже заранее понял, в чем дело. Тяжелые пластиковые пули из специального, похожего на обрез карабина, выпущенные Шульгиным сквозь межпространственное окно, попали Станиславу в середину бедра, а Кириллову – под правую лопатку. Не смертельно, но в сознание он до сих пор не пришел.
«Англичанин» тоже стонал мучительно, будто собирался отдавать концы, хотя и добрался до широкой деревянной лавки без посторонней помощи.
– Что это с ними? – спросила Людмила, которая, пережив некоторое нервное потрясение, физически оказались невредимой.
Сторож равнодушно смотрел в сторону, будто его это не касалось, пока не поступило прямого приказа – оказывать первую помощь или добить, как начальству (то есть мне в данный момент) будет благоугодно.
– Нужно понимать – близкий разрыв гранаты. Осколки мимо пролетели, а зацепило камнем или просто комом земли. Видели мы такие случаи. Контузия.
– И что теперь будем делать? Куда ты нас привез? – видно было, что женщина находилась в таком состоянии, когда от нее можно ждать любых, самых неожиданных поступков.
Я кивнул сторожу, указав глазами на ее ремень, и медвежеватый мужик, словно фокусник-престидижитатор в цирке, извлек из аккуратной кобуры маленький «браунинг». Еще один, кроме того пистолета, что я выбил из ее руки раньше. Она словно и не заметила этой акции.
– Привез в единственное, наверное надежное в Москве место. Делать будем вот что – спать. Вот этому я обезболивающее введу, тому, чтобы быстрее очнулся, – стимулятор. Тебе – успокоительное. Сам – водки выпью. С хозяином дачи. А утром уже начнем думать. Другие предложения есть? – я посмотрел на нее пристально, используя свои не слишком значительные способности гипнотизера. И не гипнотизера даже, а так, умеющего, когда надо, быть весьма убедительным человека.
– Выпей это... – я выщелкнул из ручки ножа таблетку в стакан с водой. Она послушно поднесла его к губам.
– А вы... Как вас? – повернулся я к сторожу. Герасим Федорыч...
Надо же, и имя словно бы нарочитое, соответствующее колориту. А может, вполне нормальное для здешней жизни.
– Проводите даму в отдельную комнату с кроватью, и пусть отдыхает. Нет, охранять не надо. Думаю, устала она достаточно, чтобы и без присмотра никуда не деться...
– Куда здесь денешься, собачки у меня во дворе такие, что и медведя на берлоге не упустят, а уж... – пренебрежительно покосился на Людмилу сторож.
– Вот и славно. Значит, спать можешь спокойно, в окно никто не влезет, – повернул я в обратную сторону смысл обращения. – А я пока товарищей в норму приведу...
Шприц-тюбиком из полевой аптечки я успокоил Станислава, и его Герасим тоже отволок на ночлег. Оставался Кириллов, который действительно был в тяжелом состоянии. Я опасался, как бы внутренне кровотечение у него не образовалось. Ребра поломанные, повреждение плевры, мало ли что еще может внутри случиться от удара чуть ли не кувалдой. Тут, к моему удивлению, явно малограмотный сторож сбросил свой ватник.
– Пусти-ка, барин, я сейчас... – Он наклонился над пациентом, положил корявые пальцы ему на запястье, сосредоточился и тут же стал похож на тибетского целителя. – Пульс малость замедленный, но наполнение хорошее. Аритмии нет. Слабый болевой шок, и ничего больше. Потери крови нет и переломов тоже...
– Откуда вы знаете? – поразился я от удивления перешел на «вы», хоть меня и учили принятым здесь формам обращения.
– Да уж учили, ваше благородие. У нас в деревне каждый третий, почитай, то знахарь, то травник, то костоправ. Вот и я сподобился...
Но взгляд его между кустистыми бровями и доходящей почти до глаз бороды показался мне настолько ехидно-насмешливым, что захотелось допустить, будто передо мной искусственно опростившийся как минимум магистр медицины.
За две недели пребывания здесь я уже привык почти ничему не удивляться. Устройство этого мира явно выходило за рамки нормальной рациональности. Словно не в обычном параллельном прошлом я оказался, а в пространстве недоброй волшебной сказки.
– Кто вы? – машинально спросил я, тут же сообразив, что вопрос глупый и откровенного ответа я не получу.
– Я сторож здешний, – ответил он словами почти что мельника из оперы «Русалка».
– Отлично. Нам очень повезло, что вы еще и народный ценитель. Как насчет прогноза?
– Прогноз благоприятный, – уже откровенно издеваясь, ответил Герасим. – К утру будет как огурчик, если других распоряжений не последует. Из той же аптечки кольните ему номером третьим и пятым, выспится как младенец. Дня три, конечно, скособоченный ходить будет и в полную силу не вздохнет, а так ничего...
Убедившись, что оказавшиеся на моем попечении люди устроены хорошо, я вышел на крыльцо, сел, закурил. Невзирая на погоду. Просто на воздухе думалось легче. Следом вышел Герасим.
– Не нужен больше? Чайку согреть, закусочку подать, чарочку, если желаете...
– Чарочку я бы выпил.
– Сей момент. В лучшем виде, как в трактире у Тестова. А собачек не бойтесь, собачки у меня смирные, ежели их не дразнить.
Да уж. К крыльцу подошли какие-то монстры собачьего мира. Повыше метра в холке, покрытые густой не шерстью даже, а словно бы попонами из туго скрученных веревок, свисающих почти до земли. Круглые черные глаза сквозь эту завесу едва просматривались. Опущенные нижние губы приоткрывали клыки, пристойные саблезубым тиграм. Я такой породы даже на картинках не видел.
– Порода командор, – ответил на невысказанный вопрос сторож. – В бою с ней никому не совладать из ныне сущих зверей. Волка лапой убьет, медведя вдвоем задушат. А больше у нас в лесах никто подходящий не водится. На тигра – не знаю, не ходил, но думаю, что можно. Шерсть у них так вот хитро сама собой закручена, что прокусить ее – немыслимое дело. И что я еще вам скажу, не поверите – блохи в этой шерсти дохнут. Отчего – почему – не знаю, но ни единой блохи у моих собачек отроду не было. Так я пойду. Готово будет – кликну. А пока курите. И ничего не опасайтесь. На двадцать саженей кто к забору подойдет, собачки уже учуют и сами сообразят, что им делать.