Эта статуя не фантазия скульптора. Это образ его любимой. Ее отравили враги — верховные князья церкви. Такой она была в жизни, такой вошла в искусство: любовь, воплощенная в бронзе… Недаром бронза у монголов олицетворяет верность.
И всякий раз, когда по вечерам я прихожу сюда, к пьедесталу в виде цветка лотоса, мне кажется, что я где-то уже видел эту улыбку. Может быть, я видел ее в уголках губ моей Тани, или на лице молчаливой девятнадцатилетней монголки Алтангэрэл, или на лицах других девушек, кому пришла пора любить…
…Каждое утро в лагере нашей экспедиции появляется Алтангэрэл. Собственно говоря, в лагере ей делать нечего. Просто нас ни объехать, ни обойти: здесь проходит дорога на овцеферму. Девушка понукает своего низкорослого конька с лохматыми ногами, торопится к месту работы. Она ловко сидит в высоком деревянном седле, машет нам рукой, выкрикивая тоненьким голоском свое «сайн байнуу», и уносится в зеленые орхонские дали. Иногда задерживается на несколько минут, с интересом наблюдает, как я упражняюсь с гантелями. На ней аккуратное черное дели со стоячим воротником, с круглыми пуговичками у шеи, на ногах — миниатюрные сапожки.
— Она в табунщики все время просится, да не пускают, — рассказывает об Алтангэрэл шофер Няма.
— Это как — в табунщики?
— Пасти коней. Объезжать необъезженных.
— И она не боится? А если лошадь сбросит?
Няма смеется, закуривает трубочку, величиной с наперсток.
— Алтангэрэл ничего не боится. Она и жениха сама себе выберет, вот увидишь…
И вот мы стоим вдвоем в погасшей степи. Алтангэрэл берет меня за руку и говорит по-русски:
— Я люблю тебя.
Но мое сердце молчит. Я думаю о Тане.
— Я люблю другую, Алтангэрэл.
— Она красивая?
— Очень.
Монголка отворачивается и уходит, ведя на поводу коня. Больше в нашем лагере она не появляется.
Глядя в глаза бронзовой богине, я думаю о своей любимой, я думаю о Тане. Она там, в Гоби, рядом с ней Жбанков. Я совсем извелся. Выхожу из храма, взбираюсь на полуразрушенную монастырскую стену и долго сижу здесь, окутанный безмолвием.
Неожиданно где-то вдалеке рождается нежная музыка. Будто затрубил в свой горн тот серебряный ангел.
Чья-то рука ложится мне на плечо. Оборачиваюсь и вижу Таню. Смуглая, как цыганка, черные волосы, в ушах — большие круглые серьги. — Наконец-то приехала!..
Я знаю, что этого не может быть, это сон, и ничего больше.
Но я чувствую теплоту ее рук, будто она в самом деле здесь.
Таня прикладывает палец к губам:
— Смотри…
Я стою в изумлении: исчез монастырь Эрдени-дзу, исчезли развалины. Перед нами огромный незнакомый город. Я различаю высокую пятиярусную пагоду, словно стремящуюся улететь ввысь, большие дворцы, минареты, купола какой-то церкви. Поражает смешение стилей: портики с греческими колоннами, узкие, глубокие окна романского типа, круглые башни с куполами. Несмотря на вечернее время, торговля в полном разгаре, по улицам и площадям бродят купцы, мастера, ремесленники, воины в шлемах, украшенных высокими султанами. Монгольская речь мешается с французской, русской, английской, венгерской, армянской. У восточных ворот торгуют зерном, у западных — баранами. Мычание быков, ржание лошадей, рев верблюдов.
Таня берет меня за руку, мы входим в город.
— Куда ты меня ведешь?
Она стискивает мою руку, смеется:
— Иди. Я знаю. Я ведь теперь известный археолог. Оно там, за оградой ханского дворца… Надеюсь, у тебя хватит смелости? Будет сенсация… Понимаешь?.. Оно нужно мне для коллекции. Я коллекционирую славу…
Мне не нравится ее тон, но я покорно иду, так как привык идти за ней: ведь я люблю ее больше жизни.
У высокой узорной, словно кружево, ограды дворца мы останавливаемся. За оградой стоит серебряное дерево. Легкий ветер звенит в серебряной листве. Из пастей серебряных львов брызжут кумысные фонтаны. Так вот оно какое, это дерево! Неподалеку от него стоит золотой трон великого хана. Вокруг — воины в железных кольчугах и шлемах, в руках у них огромные луки или длинные пики. У дерева собираются придворные в шелковых одеждах, послы далеких государств в кафтанах темно-красного бархата.
— Сорви для меня серебряное яблоко, и я поверю в твою любовь… — шепчет Таня.
Появляется хан. Все смотрят на него. Я, не колеблясь, перемахиваю через ограду, незаметно прохожу сквозь ряды придворных, смело срываю серебряное яблоко. Кажется, никто не заметил.