— Ну хорошо. Не будем об этом. Мы оба заслуживаем упрека. Ненужное, глупое кокетство между старыми друзьями. Лучше расскажите о себе, о Москве.
— Долго рассказывать. Да и ничего интересного.
— Удивительно! В Москве — и ничего интересного! Я никогда не бывала дальше Уральского хребта. А за хребтом целая Россия, совершенно незнакомая. Всю жизнь мечтаю съездить в Москву. Большой театр, Третьяковская галерея, метро… Это же страшно интересно!
— Вы правы. В первое время я мотался по музеям как угорелый. А за последние пять лет всего три раза был в театре.
— Как вам понравился Камчадал? О нем только и разговоров. Ведь вы тоже одно время занимались литературой! Помните рассказ в «Огоньке»? Все девушки на вас тогда заглядывались. Свой, рудничный писатель! Помню, журнал зачитали до дыр, дрались из-за него.
— То было юношеское увлечение. Как у многих… Я был глуп и самонадеян. «А был ли мальчик?..» Ведь рассказ, тот самый рассказ, о котором вы говорите, написал не я сам. Разумеется, я написал основу, взял интересные факты, а выправил, доработал его известный вам писатель, гостивший тогда на руднике. Он, по-видимому, искренне хотел помочь мне, но помощь не пошла впрок. Он переоценил мои возможности.
— Значит, вы больше не пишете?
— Нет. Я работаю помощником Бакаева в вашем карьере.
— Это я уже знаю. Так чем же вы все-таки занимались там, в Москве? Двенадцать лет — большой срок.
— Вы хотите спросить, на какие средства я жил?
Она смутилась. Именно в такой форме спрашивал Камчадала Дементьев. Помолчала, сказала холодно:
— А вы все такой же злой…
— Как дядя Иннокентий?
Она погрустнела:
— Разве не знаете? Впрочем… Отец умер в позапрошлом году. Перед смертью вспоминал вас…
Она, по-видимому, хотела добавить: «А вы за все время не прислали старику ни одного письма», — но не сказала этого и вновь замолчала.
Оба печальные, молчаливые, мы подошли к маленькому особняку.
— Здесь я живу, — сказала Катя. — Хотите, зайдем!
— А удобно ли?
Она пытливо посмотрела на меня:
— Отчего же? Разве есть что-нибудь предосудительное в том, что нас увидят вместе?
Я растерялся. Катя обезоруживала своей простотой, своей естественностью.
— Но вы, кажется, замужем?
— Кажется, замужем. Но какое это имеет значение? Мы не живем вместе, а если бы даже были вместе… Идемте! Будем пить чай.
Мы в самом деле пили чай в эту удивительную ночь. Обыкновенный сибирский чай… Я опорожнил пять чашек терпкой от настоя, приятной жидкости. Сидел, согретый чаем, и внимательно разглядывал убранство комнаты.
Сразу видно, хорошая хозяйка: всюду белоснежные салфеточки, вышивки, коврики. У стены удобная тахта. Постель, должно быть, за ширмой. На лакированном столике — большое зеркало с целым набором ящичков, фарфоровая ваза с лесными цветами, всякие безделушки, статуэтки. Полки с книгами. Рядом на толстом гвозде — старое двуствольное ружье Иннокентия.
Заметив, что я разглядываю ружье, она сказала с затаенной скорбью:
— Помните, у Чехова: ружье на стене… Но это никогда больше не выстрелит…
Я подошел, снял ружье, погладил, прислонился щекой к деревянной, отполированной руками охотника ложе. Да, я был слишком эгоистичен. Сейчас я отдал бы все, чтобы хоть как-нибудь отплатить тому угрюмому, но бесконечно доброму охотнику, что приютил тогда меня, сироту, не дал пропасть.
Я бережно повесил ружье, и неожиданно слезы потекли по щекам, и не было сил сдержать их. Подошла Катя, тихо сказала:
— Не надо…
Чтобы не смотреть ей в глаза, я стал перебирать книги. Здесь было много технической литературы. Но на одной из полок я нашел и Лермонтова, и Блока, Толстого, Голсуорси, Мамина-Сибиряка, Вячеслава Шишкова.
— Вы можете взять что-нибудь почитать…
Я выбрал томик Пьера Лоти, неизвестно какими судьбами очутившийся в домашней библиотечке.
— Да, это интересно, — одобрила она. — Совсем иная жизнь. Таити, Рараю… Экзотика!
— Вы любите Блока? — спросил я.
— Больше люблю Лермонтова. Но Блока тоже. Как это?..
Было за полночь. Я догадался, что пора уходить, и стал прощаться. Она проводила за порог, мы постояли еще немного на крыльце. Луна скрылась за облачко, и я не видел выражения лица Кати. Только звезды ярко горели над тайгой. Катя протянула руку, и я отметил, что пальцы сейчас у нее горячие. Блеснула глазами и ушла. А я побрел по улице. Вот и вышло все не так, как предполагал… Мне люди всегда кажутся жестче, сдержаннее, чем они есть на самом деле. Как брат и сестра… Моя роль уже определена…