К сожалению, культурно-массовая работа до сих пор организована плохо, а отсюда — утечка кадров. Не одной зарплатой жив человек. Товарищ Коростылев, по-видимому, считает, что его хата с краю…
Нет, это был несчастный день в моей жизни. Подымахов лукаво поглядывал на меня и посмеивался в кулак. Я разозлился не на шутку. Чего они от меня хотят? Есть же еще кто-то, кто обязан отвечать?.. Какое отношение имею я к комсомольской работе? Есть секретари, бюро, наконец, партийная организация, которая должна…
Я вглядывался в курносые лица, и злость постепенно проходила. Ого, черт возьми, я совсем забыл, что, кроме разделенных функций, есть еще одна, общая, обязательная для всех нас: воспитание! Мы возмущаемся, если кто-то молодой и сильный не защитил девушку от хулиганов. А этот молодой и сильный рассуждает: пусть хулиганами занимается милиция, моя хата с краю. Формалистом становишься незаметно. Осознаешь себя борцом, даже любуешься иногда собой: вот какой я непримиримый, принципиальный! А эта принципиальность, если приглядеться внимательно, лишь для самого себя, она мало заражает других, потому что тех других как-то сбрасываешь со счета. Ведь все, что ты делаешь, нужно для других, и ты как руководитель не принадлежишь только себе, хочешь или не хочешь, но ты обязан быть примером, и сила твоя — в опоре на коллектив. Изъяв себя из коллектива, служа лишь своим высоким целям, превращаешься в жалкого индивидуалиста-интеллектуала. В подобной роли невозможно представить Подымахова. Он-то все эти истины вынес на себе с самого начала, у него обостренная чуткость к микробу формализма. Он приходит на такие вот собрания не для того, чтобы «поприсутствовать», украсить своей знаменитой особой еще одно мероприятие. Он хочет знать. Хочет знать, чем живет молодежь (его «внуки»), хочет всегда видеть все как бы изнутри. В нем неподдельный хозяйский интерес к подобным вещам. Я слышал, как он разговаривает с молодежью. Тут нет патриархальной умиленности новым умным поколением, пришедшим, так сказать, нам на смену. Есть суровая озабоченность неполадками, уродливыми явлениями в молодежном быту. Кто-то где-то что-то проглядел, и вот неизвестно откуда выныривает этакий «нигилист» двадцати лет от роду, начинает цинично, во всеуслышанье глумиться над всем, что добыто нашим трудом и кровью. «Нигилиста» Подымахов берет под особое наблюдение, не жалеет на этого паршивца дорогого времени. Я бы так, наверное, не смог. А для Арсения Петровича люди не делятся на больших и маленьких.
— В любом человеке заложено очень много, — произносит он задумчиво, поддавшись философскому настроению. — Человек, увы, не строительный материал, не кирпичик, это прежде всего скрытая индивидуальность, склад взрывчатого материала. Молодые — все принцы, и ни одного нищего. Вот мы стремимся овладеть атомной энергией, управлять ею. А ведь во сто крат важнее взять под свой контроль людскую энергию, направить ее в разумное русло. Окостенение мозгов наступает тогда, когда мы забываем о таких вещах, превращаемся в своеобразных декадентов от науки.
Мне пришлось тогда, на комсомольском собрании, выступить. Я не стал оправдываться и приводить убедительные доводы. Я безропотно принял критику в свой адрес и под аплодисменты пообещал «исправиться».
— Ну и как? — спросил Арсений Петрович.
— Освежает и заряжает.
— То-то и оно. Без них скучно было бы на свете. И наша с вами наука утратила бы свою прелесть. Эк какие горластые да ершистые! У них больше претензий к жизни, чем было у нас. И это закономерно, хорошо.
Мечты Подымахова — мечты хозяина.
— Вот мы создаем установки, реакторы, атомные станции, — произносит он. — А ведь настанет время, когда все это покажется диким примитивом. Я согласен с Кларком: деление ядер — самый грязный и самый неприятный способ высвобождения энергии из всех когда-либо открытых человеком. Но стадию, эпоху в науке не обойдешь. Мы можем сложа руки ждать эпохи ядерного синтеза. Подобная инертность была бы преступлением перед человечеством.
Я никогда не говорил Арсению Петровичу о своей теории, опубликованной в журнале. Подымахов в журналы не заглядывает — некогда! Дорог каждый час жизни. Успеть бы соорудить уникальную установку, а потом еще установку… создать своеобразный центр, комбинат, Атомград в полном значении этого слова. Мы будем поставлять все исходные данные для всех запланированных атомных станций, для разветвленной атомной промышленности, для медицинских институтов и сельского хозяйства, где без нашей продукции уже не обойтись. В конце концов установится полная централизация. Единые проекты, наши стандарты, заводы, выполняющие наши заказы, филиалы, лаборатории в разных концах страны. Атомная промышленность, атомная индустрия…