Грандиозная, захватывающая перспектива.
— Ну и как вы находите?
Видно, ему самому доклад нравится.
— Все понятно, очень интересно.
— А замечания?
— Есть вопрос. Все рабочие у нас с восьмилеткой и десятилеткой. А сваривать трубы или слесарить можно и без десятилетки. Получается как бы избыточный образовательный ценз. Полученные в школе знания в непосредственной работе не находят применения. Многие хотели бы работать в современном автоматизированном производстве или в сфере науки. Но желающих куда больше, чем мест там.
Коростылев закуривает сигарету, делает несколько затяжек, поднимается с кресла и начинает ходить по кабинету. Мне кажется, что он сердит. Говорит резко:
— А вот вы?.. Вы ушли с третьего курса университета и подались в сварщики. Вам мешает образовательный ценз?
— Я — другое дело. Во-первых, я с самого начала выбрал неправильно: склонность к физике и математике, а подался на исторический, в археологию.
— Невелика беда. Каждый обязан знать историю. До сих пор ощущаю пробел в образовании. Научно-техническая революция не пустые слова. Она только еще начинается, и ее с малограмотными людьми не развернуть. То, что большинство рабочих в настоящее время у нас имеет избыточный образовательный ценз, — очень хорошо. Да это и не избыточный ценз, а всего лишь минимум, необходимый для реализации совокупно взятых социальных функций советского рабочего. Вам как историку это должно быть понятно. Почему вы берете только профессионально-квалификационную сторону? Почему не упоминаете об участии рабочего в общественной жизни, в совершенствовании производства?..
Слушаю со все возрастающим изумлением. Мне-то казалось, что он полностью погружен в «чистую» науку. А он продолжает:
— В последнее время у нас часто пишут о формировании социальной группы рабочих-интеллигентов как особого слоя рабочего класса. Что вы думаете на этот счет?
— По-моему, никакой особой социальной группы нет. Народ стал культурнее — вот и все.
— Вы совершенно правы. Вот что я вам скажу: полностью автоматизированное производство в ближайшее десятилетие поглотит лишь незначительную долю рабочих кадров. Нужны рабочие старых профессий — монтажники, сборщики, слесари-ремонтники, рабочие машинного труда. Противоречие? Но какая революция совершается без противоречий? Да, пока реально существует противоречие между уровнем механизации производства и требованиями молодых рабочих к содержанию труда. Но что из того? Углубление научно-технической революции снимет это противоречие. Вы, молодые, обязаны держаться на уровне времени. Рабочий — механик — инженер — ученый — это не ступеньки продвижения, не чиновничья лестница выслуги, а равнозначные звенья производства, и от каждого требуется научное знание своего дела. Согласны?
— Согласен. Рабочие должны активно участвовать в совершенствовании производства. Но на практике не всегда это получается.
— Что вы имеете в виду?
Признаюсь, когда я шел к Коростылеву, то вовсе и не думал говорить о Харламове, о его изобретении. Но тут меня понесло.
— У нас вот предложение Харламова отфутболили! Если он рабочий, это еще не значит, что…
И я выкладываю все. Привожу расчеты, впадаю в горячность, будто защищаю свое, кровное. Я наглею до такой степени, что обвиняю обе высокие комиссии в формализме, наплевизме и еще в каком-то «изме». И становится ясно, что без изобретения Харламова прогресс зайдет в тупик.
Я взываю к справедливости. Ученый задумывается.
— Вы говорите — Центральная лаборатория треста? Потолкую с Лихачевым. Ведь, насколько мне известно, Центральная лаборатория в его ведении?
— Лихачев тоже против. Я говорил с ним.
— Не нужно представлять себе все начальство «зажимщиками» и консерваторами. Проблема, за которую взялся ваш товарищ, видимо, не из простых.
Коростылев кладет мне руку на плечо:
— Нужны обстоятельные исследования. Попробуем подключить Институт электросварки или Институт Оргэнергостроя. А для начала я хотел бы поговорить с Харламовым.
Я и рта не успеваю раскрыть, как Коростылев вызывает секретаршу и просит ее разыскать Харламова. И чтобы обязательно принес чертежи и расчеты!
Вот это стиль работы!
Возвращается секретарша ни с чем. Харламов наотрез отказался идти. И вообще он никого не уполномочивал быть адвокатом…
Меня душит злость. От стыда готов провалиться сквозь землю. Хорош Харламов! Нашел перед кем дурь выказывать!