Глава 3. Обольщение
Она считает, что жизнь – это игра. Того, кто играет без правил, принципов и норм морали, она причисляет к игрокам. Остальные для неё – мусор, расходный материал, не способный на креативное отношение к действительности. Но и среди игроков, по её мнению, существует особенная иерархия.
Со слабыми играть весело, но скучно. Они слишком предсказуемы и нелепы в своей уверенности, что их жизни что-то значат. С сильными играть опасно, но интересно. Острая игра возбуждает, заставляет мозг работать быстрее, действовать решительнее и осторожнее. Но тем сладостнее награда!
***
Гарри Харрисон по прозвищу Гаррила сидит на полу в луже собственной мочи и крови. Ему больно и страшно. Впервые за долгие годы Гарри чувствует себя совершенно беспомощным. Его палач делает паузу. Мужчина видит длинные красивые ноги в изящных красных лодочках на непомерно высоком тонком каблуке.
Гаррила плачет, проклиная тот день, когда увидел эти ноги впервые. Тогда он уверовал во второе пришествие Христа, в чудо, сотворённое лично для него. В жаркий августовский день ангельское создание, юное и хрупкое, сошло с небес и озарило жизнь горького пьяницы и заядлого курильщика.
Вот он, слегка покачиваясь, тащится из соседнего кабака домой, морщится в предвкушении перспективы лицезреть постную мину своей сожительницы, но вдруг останавливается, как вкопанный. Девочка, издалека напомнившая ему ту, другую, стоит, склонившись над чашей питьевого фонтанчика. Солнечные лучи купаются в пышных тёмных локонах, насквозь просвечивают лёгкий белый сарафан, едва прикрывающий острые колени. Гаррила почти не дышит от возбуждения, пожирая взглядом позолоченную солнцем кожу, маленькую, едва начавшую округляться, грудь, тонкие ключицы. А когда «крошка», так он её окрестил, напившись, откидывает непослушные волосы назад, он понимает, что пропал.
Харрисон, напрочь лишённый фантазии, действует по старой схеме: выслеживает девчонку, подкарауливает её в безлюдном переулке, прижимает к грязной кирпичной стенке, стягивает с неё трусики и... Через мгновение осознаёт, что «крошка» не кричит, не сопротивляется, мало того, даже проявляет инициативу. Сначала это шокирует Гарри, но, к удивлению, не охлаждает его пыла. Ему нравится мысль, что девочка так ловко сумела обольстить его. Связь с Катрин, так зовут юную нимфетку, длится около месяца и прекращается так же внезапно, как началась.
Около полусуток назад Гаррила просыпается в грязном тёмном подвале совершенно голым, связанным по рукам и ногам, с кляпом во рту. Его взгляд упирается в изящные туфли красного цвета. Он замечает, что туфли дорогие. Очень дорогие. Возможно, от Prada, Jimmy Choo или Dolce & Gabbana. Гарри поднимает голову и видит стоящую перед ним Катрин. На ней платье в цвет лодочек, и она совершенно не походит на девочку-подростка. Прекраснейшая из женщин, каких Харрисон видел лишь на обложках глянцевых журналов, хищно улыбается и медленно стягивает с себя красный атлас, обнажая безупречно прекрасное тело.
Сначала он думает, что это странная игра, эротическая фантазия. Но замечает лежащий на низком журнальном столике открытый набор хирургических инструментов, и к горлу подступает тошнота. Катрин тонкими наманикюренными пальчиками перебирает блестящие острые крючки, ножи, зажимы и останавливает выбор на изящном скальпеле. Гарри дёргается, беспомощно скулит, но злобная валькирия бросается к нему, одну за другой выворачивает толстые лодыжки и резким движением рассекает сухожилия. От боли бывший герой-любовник мочится под себя. Зловонная жёлтая лужа смешивается с густой кровью, обильно вытекающей из зияющих ран.
Катрин брезгливо хмурится, глядя на мычащего что-то невнятное педофила, но всё же выдергивает кляп.
— Катрин, крошка, за что? – хлюпает он, давясь слюной.
— Катрин? Не называй меня именем этой маленькой гадкой шлюшки! Ты, правда, не понимаешь, за что? – девушка, приблизив к нему лицо, скалит белые ровные зубы. Гарри боится смотреть ей в глаза и тупо пялится на шею и маленькие груди с острыми сосками, не веря в то, что ещё вчера ласкал это нежное девичье тело. Конечно же, он понимает, за что... За то, что хотел забрать у неё главную женскую ценность – невинность. Но можно ли забрать то, чего не было?
— Но ты же сама.., – скулит Гарри. – Пощади...
И она проявляет милосердие – перевязывает раны его рубашкой, разорванной на длинные неровные полосы. А потом бесконечно долго ходит перед ним взад-вперёд, заставляя смотреть на пугающие кроваво-красные туфли.
Туфли. Невероятно дорогие туфли никак не дают Гарри покоя. Может быть, от того, что садистка предпочла не снимать их, или от того, что его вялый член, висящий под толстым пивным пузом, слишком беззащитен перед цокотом острых каблуков. Так или иначе Гарри знает, что его минуты сочтены. Знает, но всё равно цепляется за свою жалкую, никчёмную жизнь.
***
Телефонный звонок взрывает царящую в комнате тишину. Агнесс соскальзывает с кровати и берёт трубку.
— Агнесс, дорогая! – комиссар Стултис взволнованно кричит в трубку. – Твоего отчима убили. Я знаю, что ты никогда не питала к нему тёплых чувств, но всё же... Убийство жестокое...
— Что с ним сделали? – осипшим голосом спрашивает Агнесс, почувствовав заминку.
— Ему перерезали сухожилия на ногах и.., – выдыхает комиссар.
— Да говорите же, Стултис! – раздражается Агнесс.
— Его кастрировали. А член засунули в рот...
Стултис говорит что-то про серийного убийцу, про голубые цветы, про убитую горем мать, но Агнесс уже не слушает его. Она, дико хохоча, бросается на кровать, раскидывает руки и долго лежит, глядя в тёмный потолок невидящим взглядом. Алый цветок на чёрном шёлке.