Женщина и девочка сидели рядом на диване, уставясь пустыми глазами на огонь свечей.
- Поставь черепа на стол. Он исполнил.
- Теперь уходи.
- Почему? — Теперь уходи. Он исполнил.
Уже забрезжил рассвет, когда, разрезав электропилой и газовым резаком все, что можно было разрезать, он сложил в одну кучу чистый металл, в другую — драный хлам, все что осталось от джипа. В кузницу вошла Таня.
- Пойдем, — сказала она.
В комнате стоял сильный и неприятный запах. Женщина и девочка неподвижно лежали рядом на диване.
- Девочка умерла, — сказала Таня. — Выжить из них мог кто-то один. Выжила старшая, как более сильная.
- Они обе были живы, пока ты не начала колдовать, — мрачно заметил он.
- Они не были живы, — Танита перевела на него темный взгляд.
- Жили их тела, как трава. Женщина вернула себе жизнь, которую дала этой девочке.
- И что мне теперь делать?
- Что хочешь, то и делай. Можешь одеть эту женщину, отвезти в город и там бросить, как собаку — куда-нибудь прибьется. Можешь убить, как собаку, которая не нужна. Можешь взять на себя ответственность и оставить ее себе.
- Как это, — себе?
- Так. Ты все это затеял. Кто-то тянет нить твоей судьбы, кто-то тянет нить ее судьбы, кто-то тянет нить моей судьбы. А узлы завязываем мы сами. Ты завязал узел. Теперь или разруби узел или тяни ее судьбу на себе.
- Она спит?
- Спит.
- А что будет, когда она проснется?
- Она ничего не будет помнить. Но потом вспомнит. А перед тем,
как она вспомнит, ты должен либо избавиться от нее, либо отхлестать ее розгами.
- Зачем?
- Ее душа должна знать, кто хозяин. Иначе ты никогда не справишься с ней. Ее душа разнесет в клочья и ее саму и тебя.
- Когда она проснется?
- Иди, топи баню, я тебя позову.
Они вошли в баню втроем, лицо женщины было спокойно, глаза широко открыты, но она никак не реагировала на происходящее, Танита направляла ее, придерживая за волосы на затылке и не касаясь ее тела.
Жар стоял адский, в углу, в ушате, мокли тальниковые розги.
- Становись со стороны ног, бей вдоль тела, — Таня положила женщину на полку, лицом вниз, почти сразу по их телам потек пот.
Он взвесил в руке ржаво-красный пучок розог, глядя на выпуклые женские ягодицы и чувствуя, как поджимается мошонка, будто бы бить собирались его самого.
- Бей! — Свистнули розги, женщина дернулась и тихо взвизгнула.
- Сильней!
Он ударил с оттяжкой и увидел, как на теле женщины появляются узкие, мгновенно вспухающие ссадины, Танита сжала в кулак волосы на ее затылке.
- Еще!
После каждого удара истязаемая женщина с визгом выдыхала и дергалась, ее спина и зад расцвели красным узором, похожим на заросли тальника. Вдруг на него, как багровый туман, опустилось чувство, которого он никогда не подозревал в себе — неожиданно и страшно он ощутил сексуальное возбуждение от того, что делает.
- Хватит!
Он и сам знал, что хватит, он швырнул розги на пол, но было уже поздно — из него толчком выплеснулась сперма, на истерзанные ягодицы женщины.
- Стой! — крикнула Таня, потому, что он хотел ринуться прочь из бани. — Вотри это в ее тело!
Он остановился и исполнил указание, руки у него дрожали, и он чувствовал, как дрожит женщина под его руками.
- Ты слишком сильно затянул узел, — сказала Таня, они сидели в предбаннике и пили водку, на столе горела «летучая мышь», женщина, вниз лицом, лежала на лавке.
- От тебя этого не требовалось. Но раз уж так получилось, то знай, что ты принадлежишь этой женщине, так же, как и она тебе, и смерть вас не разъединит. Ты сам виноват, ты всегда все делаешь слишком.
- Я меченый, — мрачно сказал он, не поднимая глаз.
- Точно. Ты меченый. Я помогу тебе, чем смогу, но тебя ведет тот, перед кем я — ничто.
- Я тебе не верю. Я знаю, что я слегка псих. Я почти ничего не боюсь, и не раз убивал людей. Ну и что? Я не один такой.
- Все не такие так думают. Это помогает им не развалиться на куски.
- Я ничего такого не чувствую.
- Врешь, чувствуешь. Поэтому ты начал искать меня много лет назад. Если бы не это, ты был бы сейчас милицейским полковником с толстым языком, чтобы слюнить деньги и жопы, и ни о чем не болела бы твоя голова. Любой человек — это яйцо. Нормальный человек — это мертвое яйцо, его скорлупа цельная, пока смерть не разобьет ее, чтобы выпустить вонь. А не такие — все в трещинах, потому что сила разламывает их изнутри. Есть яйца от Бога и есть от Дьявола. Бог рождает мертвые яйца, а Дьявол не ценит своих детей. И они гибнут до срока, если не научаются каким-то способом сохранять свою целостность. Смерть — это срок. Жизнь — это матка, в которой зреет новое рождение или окончательная смерть. Жизнь показывает это каждый день тысячью способов, но люди не видят этого, потому что мертвы. А глаза тех, кто жив — слепы от боли. Я говорила тебе это тысячу раз, но ты не мог понять. А теперь ты начнешь понимать, потому что наступило твое время, и ты будешь делать для этой женщины то, что я делала для тебя — будешь утирать ее слезы.