Джордж смотрел на огонь, забавно пляшущий в камине и думал о Ханне. Девочка бесследно исчезла в тот момент, когда они обнаружили заброшенный парк аттракционов. Возможно отстала по дороге, когда Джордж, как ошалелый мчался за Джимми, а может осталась в лесу искать свою маленькую, несчастную сестру.
«На улице страшный ливень. Как же она будет там совсем одна? Что если она заблудилась? Если ей нужна помощь?», – всерьез погрузился в раздумья мальчик.
Удивительно, но Джимми не мог понять о ком говорил Джордж и лишь недоуменно пожимал плечами на всякие вопросы о таинственной девочке, потерявшей сестру.
Мистер Уидмор сидел в черном кожаном кресле и раскуривал трубку, выпуская кольца дыма. Глаза его были закрыты, словно он безмятежно спал.
– Дядя Отис, – обратился к нему Джимми, поворачивая в его сторону голову, – а откуда ты знаешь нашего папу?
– Мы дружили с ним в далеком детстве. Когда-то он жил здесь, – сказал мистер Уидмер.
– Каким он был? – спросил малыш, утомленно зевая.
– Томас был удивительным ребенком. Ты напоминаешь мне его, Джимми, своей открытостью и проникновенной любовью. Ты готов впустить в свое сердце любого, кто бы он ни был, это хорошо, но очень опасно, такая доверчивость может дорого обойтись. В нашем мире добрые люди страдают чаще остальных.
– Что же с ним случилось? – поинтересовался Джордж, протягивая ноги поближе к камину.
– Он просто вырос. И переехал в другой штат. Больше мы с ним не общались, по крайней мере, до вчерашнего момента. Этот внезапный звонок... я и совсем не подозревал, что у него есть дети.
Внимание Джорджа привлекло окно, вернее то, что было за ним, а именно очень неожиданно кончился дождь; мальчик даже и не мог толком вспомнить, когда он прекратился, вроде только что и одновременно складывалось ощущение, что пару веков назад. Так странно. На памяти Джорджа подобное явление происходило уже не впервой.
«Как быстро здесь меняется погода», – заметил он, продолжая удивлено глядеть в окно, словно сейчас вот-вот вновь упадут с неба грязные капли, и завоет свою скорбную песнь ненавистный и гонимый всеми ветер.
– Что вы делали в лесу, мальчики? – спросил дядя Отис.
– Гуляли, – соврал Джордж, решив не выдавать брата. Даже такому человеку, как мистер Уидмер, было весьма сложно разъяснить причудливые выходки Джимми, которые и для самого Джорджа казались чем-то ненормальным. – Мы изучали здешние окрестности.
– Дядя Отис, ты знал, что здесь за лесом находится заброшенный луна-парк? – сказал Джимми.
Мистер Уидмер резко распахнул глаза и слегка побледнел, будто ему явились давние воспоминания не до конца забытых кошмаров из детства.
– Вы были там? – задал он вопрос, сохраняя непринужденный тон.
– Да, – ответил Джордж. – Кому он принадлежал? И почему теперь закрыт?
– Никогда, слышите, никогда больше не вступайте в этот лес! – строго приказал мистер Уидмер, повышая голос.
– Да, но почему? – недоумевали они вдвоем. Однако дядя Отис не спешил с ответом, выдерживая паузу.
– Этот лес не простой, мальчики. В нем происходит много загадочного и необъяснимого, и... я боюсь, что вы потеряетесь и не найдете дорогу назад, – наконец сказал он.
Но опасения заключались вовсе не в этом, как собственно сразу и догадался Джордж, с легкостью раскусив ложь дяди Отиса, ибо он не сильно ее скрывал или просто не мог совладать со своими чувствами. Он что-то не договаривал.
В воздухе повисла напряженная атмосфера. Ребята растерялись от неожиданной и беспричинной вспыльчивости мистера Уидмера, который для них являлся эталоном спокойствия и сдержанности, самым теплым и доброжелательным из людей, наверное, единственным кто отнесся к ним с заботой.
Опираясь на трость, он встал с кресла и покинул гостиную, оставив детей в одиночестве. Поленья в камине почти догорали; от них остались лишь раскаленные угли.
8
Ночью Джордж долго не мог уснуть. Постоянно ворочался в кровати и поправлял подушку.
Через узкие щелки в шторах пробивался серебристый свет луны и слабо освещал спальню. Было слишком тихо, словно бы природа участвовала в каком-то мистическом таинстве – ни шелест ветра в листьях деревьев, ни родное, убаюкивающее стрекотание сверчков - мертвая тишина.
Настенные часы растянуто и монотонно отбили полночь – усиленно, будто набат.