— Правда хорошо, Алеша? — тихо спросила она.
— Правда, правда, — сдавленным голосом сказал Рукавишников и стал целовать ей шею, щеки. Потом повернул ее к себе.
— Ты ли это, Алешенька? — шептала Лида, улыбаясь. — Откуда столько нахальства? — Он стал целовать ее в губы, не давая сказать ни слова.
Она не сопротивлялась, когда Рукавишников снимал с нее одежду, только улыбалась, смотрела на него. Без удивления, без укора. А потом вздохнула и сказала тихо:
— Не надо, Алеша! Завтра ты казнить себя будешь. Я тебя знаю...
Они сблизились только после того, как Рукавишников развелся. И произошло это как-то само собой, очень просто и естественно. Рукавишниковы разменяли свою большую квартиру. Алексею Ивановичу досталась однокомнатная, в центре. Он не стал дожидаться, пока в ней сделают ремонт, переехал сразу, как только получил ордер. Купил в тот же день пахнущий лаком, обитый неимоверно ярким материалом широкий диван, книжные полки. Кухонную мебель ему отдала жена. Вечером, когда в огромной, неуютной комнате, с ободранными обоями и яркой лампочкой в запыленном патроне, он разбирал пачки с книгами, в дверь позвонили. Никто из друзей еще не знал его нового адреса, и Рукавишников удивился: кто бы это мог прийти?
На пороге стояла Лида.
— С новосельем, соломенный вдовец! — приветствовала она Алексея Ивановича. — Забирай приношения волхвов. — Лида протянула большой пакет, перевязанный бечевкой, и хозяйственную сумку. Алексей Иванович забрал вещи, провел Лиду в комнату. В сумке что-то позвякивало.
— Откуда ты узнала адрес? — Рукавишников был приятно удивлен.
— От Анюты, от кого же еще. — Лида деловито оглядывала комнату. — А знаешь, Алешенька, у тебя будет прекрасная квартира. Я так и представляю здесь темно-синие обои, большую хрустальную люстру, нейлоновые занавески.
— Ага! — отзывался Алексей Иванович скептически. — И кузнецовские тарелки по стенам! — Все сейчас выглядело здесь запущенно и уныло.
— Твоя бывшая Анюта сказала мне по телефону, что забыла выделить тебе кастрюли и посуду. А ты небось и не вспомнил о том, что придется теперь готовить самому? Правда, не вспомнил?
В хозяйственной сумке оказалась посуда — кастрюльки, старая сковородка, разномастные тарелки и чашки. Рукавишников узнал две чашки — лет десять тому назад они дарили такой сервиз Лиде на день рождения.
— Потом выбросишь, — сказала Лида, заметив, что Алексей Иванович смотрит на посуду с сомнением. — Когда разбогатеешь... Зато постельное белье я купила тебе прекрасное, настоящий лен.
Рукавишников нашел еще в сумке две пачки «Московских» пельменей, пачку соли и банку с горчицей.
В два часа ночи Лида закончила мытье полов, уборку кухни.
— Давай-ка, Алешенька, ставь чайник да свари пельменей, — сказала она. — А я пошла в ванну.
Из ванны Лида вышла раскрасневшаяся, в чалме, повязанной на голове. Пижама Алексея Ивановича, которую она надела, очень шла ей к лицу.
— Лидка, а ты еще хоть куда! — восхитился Рукавишников. — И почему тебя замуж никто не берет?!
— Замуж? Чтобы потом с каким-нибудь олухом, вроде тебя, вот так же разъезжаться? Нет уж, увольте, Я женщина другая и свободная...
Она постелила новое льняное белье на новом, пахнущем свежим лаком диване. Подушка была только одна, и Лида надела наволочку на свернутые в валик полотенца.
— А помнишь майский день в Москве? — спросил Алексей Иванович, гладя еще влажные Лидины волосы. Она прильнула к нему всем телом и тихо засмеялась.
...С тех пор прошло уже четыре года. Они встречались не часто: Лида подолгу бывала в командировках на консультационных пунктах своего института, разбросанных по городам Северо-Запада. Она преподавала английский на заочном отделении.
Рукавишников не раз думал о том, а не жениться ли ему на Лиде. Когда тебе за сорок, становишься придирчив и осторожен. Но Лиду он знал уже столько лет! И все-таки тянул, не мог решиться, оправдывая себя тем, что смешно надевать хомут, недавно выйдя от судьи, признавшего недействительным прежний брак. И Алексей Иванович все хотел оглядеться, вкусить, как он сам говорил, холостой жизни...
Домой он попал лишь к шести — за час до того срока, к которому пригласил друзей. Стол уже был накрыт, на кухне стояли блюда с салатом, красиво разделанная селедка, тонко нарезанная ветчина. Лежала буханка хлеба и батоны, а рядом с ними — большой нож. Рукавишников улыбнулся — Лида не подвела, обо всем позаботилась. В комнате, на журнальном столике, стоял большой букет белой сирени, початая бутылка его любимого «Отборного» коньяку и две рюмки. Одна целая, другая пустая. И записка: