Корнилов покачал головой.
— Что головой качаете? Думаете, наш международный авторитет от этого пострадал?
— Я поступил бы так же.
— Правда? — обрадовался Бильбасов. — Вот видите! А на вас бы жалобу! — Он помолчал немного и махнул рукой. — Да ну их!.. Надоели. Мне три года до пенсии осталось. Буду здесь ловить рыбу — проживу хоть лет на пять дольше!
— Все это интересно, — задумчиво сказал Корнилов и закурил. — Но меня сейчас факты интересуют. В экипаже теплохода есть такие люди, которые крупно ссорились со старпомом, ненавидят его?
— Его все ненавидят! — буркнул капитан. — Кроме двух-трех лодырей, которых пора списывать за непригодность.
— Я человек терпеливый, — сказал Корнилов. — Один и тот же вопрос могу по пять раз задавать.
— Простите. Злобы на них не хватает. — Он задумался, хмурясь, лицо стало пасмурным, будто тучка средь солнечного дня набежала. — С ним были в ссоре штурманы Трусов и Данилкин. Из-за его ехидства, стремления подставить под удар. Наш дед Глуховский, стармех, его просто ненавидел. У того были свои причины! — Бильбасов вздохнул. — Там из-за женщины. Горин однажды сделал гнусное предложение его жене и схлопотал по физиономии. А жена вдобавок рассказала Глуховскому...
— У Глуховского было объяснение со старпомом? — перебил Корнилов капитана.
— Было, конечно. Но это длинная история. Горин ходил еще вторым помощником. А нынешний второй штурман тоже ненавидит старпома.
— Трусов?
— Шарымов. Трусов — третий. Я о нем уже говорил.
«Шарымов, Шарымов, — вспоминал подполковник. Его Горин в письме не называл. — А мы не проверяли...»
— Все это не пустячки, я понимаю, но никто из названных людей не стал бы угрожать старпому. Тем более анонимно! Не та закваска.
— А из-за чего ненавидит Юрия Максимовича Шарымов?
— Вы у него и спрашивайте, — неожиданно помрачнев, отрезал Бильбасов и поиграл желваками. — Штурман Шарымов — прекрасный парень. Честный, искренний...
— Вам придется ответить, капитан, — серьезно сказал Корнилов. — Третьего июля Юрий Максимович Горин погиб.
— Погиб? — Игорь Васильевич почувствовал, что Бильбасов ошеломлен. — Что значит погиб? Застрелился?
— Попал в автомобильную катастрофу.
— Какой ужас! На своей машине?
Корнилов кивнул.
— Один?
— Один. Жена уезжала к больной матери.
— Столкнулся с кем-то? Кто виноват?
— Кто виноват... Если б знать, я не докучал бы сейчас вам своими вопросами. — Подполковник требовательно смотрел на Бильбасова.
— Он ездил всегда очень осторожно. Быстро, но осторожно. Не лихачил — уж я-то знаю! Немало поездил с ним! В лучшие времена. — Заметив взгляд Корнилова, Владимир Петрович вздохнул. — Ну да... Вы ждете ответа, Женя Шарымов... — Он снова вздохнул.
Корнилов видел, что у Бильбасова язык не поворачивается отвечать. Что-то сковывало капитана, мешало ему. Он поморщился, словно раскусил клюкву.
— Личные дела. Говорить о них так неприятно. Несколько дней назад Евгений узнал, что старпом ухаживает за его женой. Что они встречаются, черт возьми!
На капитана было жалко смотреть. Он совсем расстроился.
— Когда об этом узнал Шарымов? Вы не помните поточнее?
— Да только что! — упавшим голосом отозвался Бильбасов. — Вот ведь скотина старпом, прости, господи, мне эти слова! Такому парню жизнь испортил!
— А поточнее, поточнее!
Капитан задумался. Наконец сказал встревоженно:
— Я уехал из Ленинграда третьего. Женя мне рассказал об этом первого... Вздор! Он тут ни при чем. И анонимные письма не стал бы писать...
— Письма пришли раньше.
— Вот видите? — оживился Владимир Петрович.
— Шарымов был расстроен?
— Еще бы! Потрясен! Евгений так любит эту дуру.
— Он не собирался мстить?
— Мстить? Слово-то какое! Думаю, что набил бы морду.