— Ааа!
— Вик!
Он рухнул на колени, корчась от боли. Его тело, окутанное зеленым свечением, выгнулось, как от столбняка. Неожиданно в зале стало оглушающе тихо. Из последних сил я подполз к брату — жив ли?
— Вик! Витя!
Он не ответил. Лежал неподвижно, распластавшись на искореженном полу.
А меня поглотила тьма.
Когда я открыл глаза, передо мной был только дым. Горький, едкий, обжигающий горло и глаза. Голова гудела, словно в ней одновременно играли все колокола Исаакиевского собора. Всё тело ломило, как после ожесточённой драки. Я пытался сосредоточиться, но пульсирующая боль в груди мешала.
А через мгновение я зашелся в таком приступе кашля, что, казалось, выплюну легкие.
— Живой! — раздался голос где-то над головой. — Чёрт, он живой! Носилки сюда! Живо!
Сквозь дым я увидел размытый силуэт, склонённый надо мной. Это был один из бойцов Четвёртого отделения. На его лице читались облегчение и тревога. Резкие движения вокруг, голоса, отдающие команды, суета — всё это словно происходило в замедленной съёмке.
— Виктор, — прохрипел я, с трудом выговаривая слова. — Где мой брат?
— Здесь, Алексей Иоаннович, рядом с вами. Господи, как вы вообще в себя-то пришли…
Я попытался повернуть голову, но меня тут же снова зафиксировали.
— Не шевелитесь! Не двигайтесь!
— Да к черту вас!
Я кое-как смог приподняться — несмотря на то, что на плечи мне давили двое бойцов Черкасова. Через дым и хаос я различил бледное лицо брата. Протянул руку, запустил диагностику. Виктор выглядел измотанным, но дышал. Это уже было достаточно, чтобы я смог вдохнуть хоть немного легче.
— Так, поднимаем одновременно без рывков и переносим по команде на счет «три». Один, два… Три!
Меня подняли, аккуратно положив на носилки. Руки и ноги ломило так, что казалось, кости стали хрустальными и вот-вот разлетятся. Я слышал приглушённые голоса вокруг:
— Они поглотили почти всю аномальную энергию…
— Вроде там было десять колб, в том баке…
— Если бы не они, здесь бы ничего не осталось… Оба просто чудом выжили!
Меня несли наружу, и с каждым шагом воздух становился чище, а звуки хаоса и суеты сменялись строгими голосами командующих. Оказавшись на свежем воздухе, я снова закашлялся. За каменным забором станции шумели собравшиеся зеваки. Полицейские пытались удержать горожан, собравшихся посмотреть очередное бесплатное шоу «героическое превозмогание доблестных стражей безопасности, или на что ушли наши налоги».
В толпе я заметил знакомые лица. Матушка. Отец. И с ними Аграфена, помощница матери. Они все стояли у самого ограждения, выглядели встревоженными. Увидев нас, матушка тут же прорвалась через оцепление и бросилась к Черкасову. Экспедитор шел позади нас и сам едва держался на ногах.
— Это что за безобразие, Женя⁈ — Ее голос прозвучал резко, как плеть. — Как ты посмел подвергнуть моих сыновей такой опасности⁈
Черкасов обернулся к ней, но ничего не успел сказать — поток ее упреков хлынул на него:
— Двое моих детей! Мои мальчики! Ты хоть представляешь, что было бы, если бы я потеряла их⁈ Как вам вообще в голову пришло отправлять их на такой риск?
Светлейший князь попытался успокоить жену:
— Анна, успокойся. Они живы, слава богу. Это главное.
— Живы? Посмотри на них! Это ты называешь «живы»? — она указала на нас с Виктором. — Да они оба еле дышат!
В этот момент сквозь оцепление прокралась специализированная карета маголекарей. Бело-красная с желтыми полосками и «люстрой», от сияния которой у меня едва не вытекли глаза.
Двери открылись, и к нам тут же подбежали трое в форменных комбинезонах скорой помощи. Один из них бегло оглядел меня, а затем Виктора.
— Пожар?
— Взрыв, — ответил за нас Черкасов. — Сильнейшее поражение аномальной энергией.
Лекари переглянулись.
— В Военмед. К Заболоцкому.
Я нервно усмехнулся.
— Я ему скоро в кошмарах сниться буду.
Брат захрипел и тоже принялся кашлять.
— Второй пришел в себя! Диагностика!
— Что-то болит? — спросил один из лекарей, оглядывая меня. — Головокружение? Потеря чувствительности?
— Только самолюбие, — ответил я, стараясь изобразить слабую улыбку. — Хотя кажется, я всё-таки повредил гордость, когда пытался поглотить сразу все.
— Удивительно, что вы вообще говорите, — пробормотал лекарь. — В таком состоянии и выжить-то — везение.
А затем он увидел на моем пальце ранговый перстень и нервно проглотил слюну.
— Черный Алмаз. И это ВАС так помотало?
— И у меня бывают плохие дни.