Ольга всегда ужасно деловая. Всегда на бегу. Расцеловала мамочку, чмокнула по-родственному Варю, тут же выложила сверток с сосисками килограмма на два — она всегда является "не с пустыми руками", чем раздражает Владимира Антоновича, потому что подобными подношениями как бы платит за визит, точно они не брат с сестрой. А Варя рада Ольгиным сверткам: "Мне таскать меньше, а Олечка на машине, ей ничего не стоит подбросить". Ольга разъезжает на машине, что ей очень идет: водит она так же порывисто, как вообще все делает, но каким-то чудом обходится без происшествий: тьфу-тьфу… Такое семейное разделение труда: Владимир Антонович занимается автомобилями теоретически, а Ольга — чистый практик.
Мамочка забыла про телевизор и семенила вокруг своей ненаглядной Оленьки (интересно, а как зовут дочь, вспомнила с утра?). Это тоже загадочный феномен: в свои служебные времена мамочка одинаково относилась и к Володе, и к Оле, донимала обоих наставлениями и обходилась без всяких нежностей; но когда начала дряхлеть, в ней оттаяли материнские чувства — оттаяли, словно долго хранились замороженными — и излились исключительно на Ольгу. Мамочка семенила, а Ольга, расцеловав ее и объявив, что мамочка выглядит прекрасно, что даже помолодела с тех пор, как они виделись в последний раз, выполнила тем самым свой дочерний долг и стала обращаться исключительно к брату с невесткой — впрочем, мамочка была в восторге уже оттого, что видит дорогую Оленьку: она уселась напротив и уставилась на дочку болезненно-страстным взглядом.
Владимир Антонович наблюдал происходящее и думал, что только что услышанная теория хорошо объясняет эмпирические факты. И чрезвычайную энергичность сестры — мамочка из нее не вампирит непрерывно, вот энергиия и накапливается! И мамочкину любовь — в редкие посещения Ольга сразу отваливает ей энергию громадными порциями, мамочка испытывает прилив сил и благодарна дочке за это. Да, забавно бы объяснить таким образом все человеческие отношения.
Ольга самозванно председательствовала на семейном совете:
— Ну что? Что-нибудь нужно мамочке достать? Как у нее с пальто демисезонным? Весна ведь уже скоро.
Ольга и не делала вида, что такие вопросы можно обсуждать с самой мамочкой, она признавала само собой разумеющимся, что мамочка — существо несмышленое, что ею нужно распоряжаться — для ее же, впрочем, пользы. Но делала это Ольга как-то легко: несмышленая — ну и что же, все нормально, никаких трагедий. Наверное, потому, что ей не приходится каждый день убирать за несмышленой мамочкой. Но оттого, что Ольга не делает из мамочкиного состояния трагедии, невозможно и жаловаться ей на мамочкины художества. Варя и не пыталась никогда рассказывать, что вот не тот творог съела мамочка, что придется из-за этого тащить лишнюю сумку с бутылками, — как-то сразу менялись масштабы происшествия: съеденный творог только что казался преступлением — и превратился в пустяк, о котором если и рассказать, то со смехом.
— Ты такая заботливая! Все у меня есть! — умиленно сообщила мамочка.
Ольга только отмахнулась пренебрежительно от мамочкиных слов и посмотрела вопросительно на брата: мол, а как дела в действительности?
— Есть у мамочки пальто. Прекрасно она в нем ходит. Просто вообще она редко выходит. Сейчас и не нужно, когда скользко.
— Я каждый день гуляю, дышу свежим воздухом! — похвасталась мамочка. — И всех заставляю гулять и дышать. Без свежего воздуха нельзя, как без витаминов. Варечке особенно необходимо после газа на кухне. Они сами не понимают, хорошо, что я лучше знаю, что им нужно. Приходится их тащить.
Если бы не присутствие Ольги, Варя непременно стала бы уличать мамочку в фантазиях: и сама-де она не гуляет, и никому не нужны ее фальшивые заботы, и в кухне у них не газ, а электроплита — но при Ольге всем становится совершенно ясно, что отсутствие памяти — милая слабость, которая как бы даже украшает будничную рациональную жизнь.
— Я знаю, что пальто есть, но я подумала, что оно уже плохо выглядит. Ведь то самое, пегое?
— Не пегое, а вполне приличное, — обиделась Варя.
У Ольги противная манера держаться богатой родственницей.
— Ладно, посмотрим. А где Павлик? Нету как всегда? Кстати, как бы нам по второму разу не породниться!
Владимир Антонович не сразу понял, о чем речь. Зато Варя поняла.
— Да ну что ты! Они же брат и сестра!
— Двоюродные! Я тоже сначала так думала, что просто по-братски заходит. Потом смотрю: что-то слишком часто, нынче таких братских чувств не бывает. А тут на днях вхожу: они целуются на кухне! Я говорю: "Вы что?!" А они, нахалы: "Ну и что? Для того и созданы мужчина и женщина!" И ушли вместе. Мужчина и женщина — видали? Я потом говорю моей кобыле: "Ты что?! Он же твой брат! Ты знаешь, как это называется, когда с братом?" А она: "Не брат, а двоюродный! В Англии очень даже принято!" В Англии! Так бы и надавала по щекам. Да ведь моя кобыла и сдачи даст, теперь они такие!