Синтия поднесла порошок к его ноздре, закрыв свободной рукой другую:
– Теперь быстро вдохни. Вот так.
Вольф судорожно вдохнул, и внезапно его переполнили странные ощущения. Он почувствовал свежий, бодрящий запах. Вихрь чудесного белого порошка достиг его горла. Он ощутил приятное покалывание. Ему показалось, что голова его вдруг стала очень большой и просторной. Вольф подозрительно подвигал подбородком, провел языком по губам – все было в порядке.
Синтия, быстро вдохнув свою порцию порошка, уже закрывала пузырек.
– Теперь, – сказала она, – коснись меня. Медленно. Не спеши. У нас впереди целая ночь. Вот так... Да-а... – Легкая дрожь пробежала по ее телу. – Я думаю, ты понял.
Они провели в постели много часов. Чем бы ни был этот порошок, он сделал Вольфа спокойным и беззаботным, более склонным к ласкам. Порошок заставлял его медлить. Они занимались любовью не слеша, чувствуя, что у них достаточно времени. Три или четыре раза они останавливались, чтобы вдохнуть еще порошка, который Синтия отмеряла с торжественной тщательностью. И каждый раз они продолжали с новыми силами, не торопясь, откладывая и затягивая момент высшего наслаждения.
Вечер постепенно превратился в ночь. Наконец они просто лежали рядом, не касаясь друг друга, расслабленные и опустошенные. Тело Вольфа блестело от пота. Ему уже не хотелось начинать любовную игру, но он об этом молчал.
– Неплохо, – мягко проговорила Синтия. – Надо не забыть порекомендовать тебя Мэгги.
– Син, зачем ты так делаешь?
– Делаю что?
– Мы только что были так близки.., как только могут быть близки два человека. Но это закончилось, и ты сразу же говоришь что-то холодное. Неужели ты боишься нашей близости?
– Господи!
Это слово не значило ничего. Лишенное своего религиозного значения, оно стало избитым и вульгарным. Синтия порылась в сумочке, достала плоскую металлическую коробочку, вытащила оттуда сигарету и закурила. Вольф внутренне содрогнулся.
– Слушай, странник, чего ты хочешь? Ты хочешь жениться на мне, увезти в свои большие чистенькие африканские города, познакомить со своей мамочкой, а?.. Я думаю, нет. Так чего же ты хочешь от меня? Приятных воспоминаний, о которых можно будет потом рассказывать дома друзьям? Я, пожалуй, оставлю тебе одно. Я потратила годы на то, чтобы скопить достаточно денег на визит к доктору. Я хотела знать, смогу ли я родить. В прошлом году я пошла к одному, и, как ты думаешь, что он мне сказал? У меня что-то такое с красными кровяными тельцами, причем в запущенном виде. Лечить уже поздно. Остается только ждать. Здорово, правда? В один прекрасный день я просто упаду и умру. Ничего уже нельзя сделать. Пока я правильно питаюсь, внешние признаки будут не так заметны, так что я могу отлично выглядеть до самого конца. Я могу выиграть немного времени, если расстанусь с наркотиками, такими, как этот. – Она помахала сигаретой, и пепел упал ему на грудь. Вольф быстро смахнул его. – И с белым порошком, и другими, которые делают жизнь не такой серой. Но у меня все равно не хватит времени, чтобы сделать что-нибудь стоящее. – Она замолчала. – А сколько сейчас времени?
Вольф выбрался из постели и принялся искать часы. Подойдя к окну, он с трудом разбирал цифры:
– Гм... Двенадцать... Четырнадцать.
– О, черт! – Синтия вскочила и кинулась к одежде. – Одевайся, одевайся скорее. Да не стой же ты так.
Вольф начал медленно одеваться:
– В чем дело?
– Я обещала Мэгги отправить кого-нибудь встретить ее и проводить сюда после этих чертовых посиделок. Они должны были кончиться уже несколько часов назад! Я потеряла счет времени. – Синтия не обратила внимания на его усмешку. – Готов? Пойдем сначала заглянем к ней в комнату, а потом спустимся в фойе. Боже, она будет вне себя.
Они нашли Мэгги в фойе. Она стояла посередине зала, перепачканная, измотанная, сумочка безвольно висела на руке. Лицо Мэгги пылало гневом. Мерцание лампы превращало ее в злобную старуху.
– Отлично, – взорвалась она. – Где же вы пропадали?
– В моей комнате. Трахались, – спокойно ответила Синтия.
Вольф испуганно посмотрел на нее.
– Ну что ж, замечательно. Нет, это просто великолепно! А знаете ли вы, где была я, пока два моих лучших друга развлекались в теплой постельке? А? Знаете, я вас спрашиваю? – Мэгги была близка к истерике. – В это время меня насиловали два глухаря! Понимаете?!
Она вихрем пронеслась мимо них, расставив руки так, будто хотела ударить их своей сумочкой. Они слушали, как она бежала по коридору, а потом с грохотом захлопнула дверь в свою комнату.
– Но я... – начал ошеломленный Вольф.
– Не позволяй ей пудрить тебе мозги, – сказала Синтия. – Она врет.
– Ты уверена?
– Послушай, мы жили вместе, спали с одними мужчинами. Я ее знаю. Она оттого рассвирепела, что ей пришлось возвращаться домой без эскорта. Вот наша звездочка и напускает тумана.
– Нужно было ее встретить, – с раскаянием проговорил Вольф. – Ее могли убить по дороге домой.
– Ну и что с того, что она умрет месяцем раньше, странник? Это меня абсолютно не волнует. У меня есть свои проблемы.
– Месяц? Мэгги тоже больна?
– Мы все больны, все.... А, да иди ты на хрен. – Синтия сплюнула на пол, повернулась на каблуках и исчезла.
Вольф ощутил витающее в воздухе колдовское заклятие, неотвратимое, как сама судьба.
Группа была на пути в Нью-Йорк. До первого концерта времени оставалось еще достаточно, но Мэгги не показывалась на глаза. Она пила, запершись у себя в купе. Пошли разговоры о том, что певица пристрастилась к наркотикам. Вольфа это очень встревожило. Тем более что в этой компании наркотики были обычным делом.
Ходили также слухи о встрече, на которой побывала Мэгги. Некоторые говорили, что она сразила своих прежних друзей, которые раньше не очень-то хорошо с ней обходились, что она была мила и очаровательна. Большинство, однако, считало, что она встретила холодный отпор и что она до сих пор оставалась смешным уродцем в глазах своих бывших приятелей. Со встречи ей пришлось уйти в одиночестве.
Пошли слухи и об отношениях Вольфа и Синтии. Тот факт, что она избегала его, только подогревал всеобщее любопытство.
Несмотря ни на что, концерты в Нью-Йорке прошли с ошеломляющим успехом. Билеты на все четыре концерта были распроданы немедленно. Спекулянты сколотили на этом состояние, а концерты впервые было разрешено проводить вечером. В некоторых районах города отключили электричество, чтобы обеспечить освещение и музыку. Мэгги пела как никогда. Ее голос сводил публику с ума, а блюзы могли бы покорить и каменное сердце.
Десятого числа они отправились в Хартфорд. Мэгги заперлась в своем купе. Люди бесцельно слонялись из вагона в вагон. Трое взялись за гитары, но так и не смогли сыграть ничего стоящего. Остальные лениво болтали. Хок перебрасывал карты Таро из одной стопки в другую.
– Да вы что тут, на хрен, все передохли? – В вагоне неожиданно появилась Мэгги. В лице странно сочетались задор и раскаяние. – Давайте веселиться, а? Послушаем музыку!
Она плюхнулась Хоку на колени и принялась покусывать его за ухо.
– С возвращением, Мэгги, – прокричал кто-то.
– Дженис! – радостно прокричала она в ответ. – Зовите даму Дженис!
Подобно игрушке, которую наконец-то завели, компания ожила. Загремела музыка. Голоса стали веселее и оживленнее. Появились и пошли по кругу бутылки. Следующие два дня, пока поезд петлял, объезжая опасные районы Нью-Йорка и Коннектикута, праздник не затихал ни на минуту, но в то же время вокруг ощущалось скрытое напряжение. От веселости Мэгги веяло отчаянной безнадежностью. Вольф чувствовал себя загнанным в ловушку, и впервые ему захотелось, чтобы путешествие поскорее закончилось.