В которых – стон, и возгласы, и крики,И гомон слуг священного огня,И отсвет глаз подземного владыки,Что смотрит в пекло, голову клоня.
И что с того, что мы в подлунном миреПридем в восторг от поднебесных нот, —Их в первый раз сыграли не на лире,А олово вливая в отчий рот.
* * *
А. Парщикову
В окне – луна, а под окном – собака,Вверху – звезда, а под звездой – сосна,Скажи, какой из знаков зодиакаМне объяснит нерукотворность сна.
Я в мире том старею и немею,Там жизнь моя проходит на лету,А в этой жизни жить я не умею, —Так меркнет свет лампады на свету.
И там, как здесь, отражены потериВ давно разбитом зеркале удач.И каждому неверию по вереОтмерил смех, преображенный в плач.
И длится день, печален и размерен,Размыв границы здешнего лица…Я – в двух мирах, и дважды не уверен,Что сон и явь реальны до конца.
* * *
Никто не вернулся назад.Никто не воскрес из ушедших.Хотя не таинственен адДля тронутых и сумасшедших.
И, розы сажая в раю,Не знают ушедшие ране,Как мы в невеселом краюБредем, спотыкаясь в тумане.
Любя, ненавидя, скорбя,Растерянно и одиноко,На мелочи жизни дробяДо самого крайнего срока.
А музыка плачет вокругДо визга, до крика, до стона…О, если б не лебеди вдругДа утки, летящие с Дона…
* * *
В словах моих так мало гласных,А несогласных – пруд пруди,Как лет тревожных и напрасных,Что стали прошлым впереди.
Столы железные и стульяВ саду торжественно пусты,И шляпы кожаная тульяСобой украсила кусты.
А я сижу в саду пирую,Налью и выпью до конца.За первой рюмкою вторуюВо имя Сына и Отца.
Чего тебе, моя зазноба?Дай отдохнуть от ратных дел.Мы как-нибудь исполним обаНам предназначенный удел,
А я хочу еще немного —Вина и бешеной тоски —Вне воли, истины и Бога,И жизни грешной вопреки.
* * *
Лезут в уши чужие, безбожные, мертвые звуки,Уведи меня прочь в бесконечные, Боже, разлуки,
Уведи меня прочь, занавесь мне неведеньем очиИ оставь мне пустынными дни и короткие ночи.
Я Тебя не прошу, я Тебя умоляю – не надоОбрывать всю листву из отцветшего тесного сада,
Я Тебя заклинаю, оставь мне вселенские стоны,Этот свет, исходящий толчками из темной иконы.
Я Тебя не прошу ни о самом обыденном чуде,Ни о выходе в мир, где не вымерли близкие люди,
Где идеи еще копошатся пугливо за дверью,Где есть место забытому каменным веком поверью…
Я стою на коленях, и лоб мой касается пола,Правя тризну немую живаго намедни глагола.
* * *
Отложу свое рождение,Отодвину смерть своюИ просторное мгновеньеПоживу в земном раю.
Не имея оболочки —Кожи нежности и лба, —Доведу себя до точки,Силой выдавив раба.
И исчезну из работы,Из ушей и глаз друзей,Поелику до зевотыНадоел мне Колизей.
Гладиаторы и звери,Гам, сражение, мечи…Я запру мирские двери,В вечность выбросив ключи.
И свободен, как зарницы,Аки талая вода,Аки облак вереницы,Я исчезну без следа.
* * *
Опять собаки кость не поделили,Опять глаза вращаются во тьме.И мне сойти с ума сегодня илиПодвинуться до ужина в уме.
И видеть в драке медленные танцыИ в клочьях пен бенгальские огни.Дерутся с упоеньем самозванцыИз самой дальней не моей родни.
Стоит туман, гремит себе посуда,Сигарный дым и облако близки.А на помосте – жертва пересуда,И на груди – две скрещенных руки.
И плачет по нему моя молитваНад скатертью, залитою вином.Меж двух собак не затихает битва.Их лай и визг чуть слышны за окном.
* * *
Я живу себе неспешно,Безнадежно и грешнó,В самом главном – неутешно,Что, конечно же, смешно.
Где гагары ходят купно,Как когда-то пионер,Им давно уже доступнаБитва жизни, например.
Где кикиморы в эфиреСпорят нервно вкривь и вкось:– Дважды два равно четыре, —Утверждают обе врозь.