Шелестят осторожно машины.Шелестит, облетая, листва,Среди ночи второй половиныБеспризорные бродят слова.
В них не то чтобы мера тревоги,В них не то чтобы воли тоска,В них все больше забытые богиКрутят бледным перстом у виска.
Погуляли, попели, поелиИ потешили душу вполне,Не оставили бедную в теле,А забыли случайно во сне.
Только угли у края камина,Недопитое «кьянти» на дне,Среди ночи второй половиныНету истины даже в вине.
* * *
Нет надежды, нет тревоги, нет печали,Птицы, в небе пролетая, прокричали.
Прокричали, улетели и забыли,Продолжая мерить версты или мили,
Незаметно, постепенно, бесконечно…Жизнь становится во мне бесчеловечна.
* * *
Жизнь за окнами мелькает,Одномерно – До и От.Кто хотел, тот умирает.Кто не хочет, тот живет.
Закажу себе карету.Или лучше подожду,Оседлав верхом комету,Спрыгну гоголем в аду.
Вот котлы кипят направо.А налево виден рай.Между ними – переправа.Умирай не умирай.
Между ними – только вера.С медной буквою псалтырь.И своя, к примеру, мераКаждой твари в рост и ширь.
На мосту свои законы.Гомон, ропот, мельтешня,Где когда-то в годы оныЛюди видели меня.
Боль опять мелькнет в затылкеИли, может быть, в виске.И стою я на развилкеС медным грошом в кулаке.
* * *
Этот мир обходи#м за неделю,Все сюжеты зажаты в горсти.Застели мне закатом постелю,Удалая навзрыд травести.
И, ребенка поутру качая,Провожая меня на войну,Навяжи мне на грудь молочаяИ прости, если можешь, вину,
Что укроют меня у дорогиНеродные мои ковыли,Что в наследство оставлю тревогиИ щепоть защищенной земли.
Что еще возле самого краяНашей будничной маетыПоказал я развалины рая,Где могла быть счастливою ты.
Где б нам ветер играл на свирели,Где бы волчья не правила сытьИ тяжелые губы алели,Истекая желанием жить.
* * *
Бредят листья, облетая,Тем, что было и прошло.Как они в начале маяПили первое тепло.
Дятел глухо барабанит.В зарешеченном окнеЛист летящий память ранит,Что давно приснилась мне.
Вот собака пролетела,Вслед за листьями спеша,Провожает в небо телоПтицу именем душа.
Ветер дунул, все пропало.Только свет и облака.Словно жизни не бывалоНикогда у дурака.
Были мысли и детали,Буквы с бытом пополам.Да железные медали,Да забот ненужный хлам.
* * *
Жить хорошо – ничего не познаша,Праздно смотреть в пожилое окно.А на столе – оловянная чаша,В чаше на дне – не мирское вино.
Выпьешь до дна, постоишь на пороге,Спустишься в осень, туманом дыша,Вдруг отразится в неведомом БогеЧья-то, на миг прозревая, душа.
Дерево срубишь, сделаешь дудку.В дудку подуешь, выдуешь светТот или этот, в пику рассудку,Только бы сроком в вечнодцать лет.
Снова подуешь, выдуешь лето,Поле, а во поле – рожь да ковыль.Песня не начата, песенка спета,Вместо истории – смутная быль.
Слева направо – царства и лица,Справа налево – версты да дни.Нелюди, люди, звери и птицы —Сколько еще нелюбимой родни.
* * *
За воротами дома – ни дорог, ни людей,Пустыри, да трава, да туманные дали,Лишь маячат вдали силуэты вождейС повторением профилей их на медали.
Я окошки забил и замок на двери,Как чугунную гирю, надежно повесил,Я укрылся в своей рукотворной Твери,Где когда-то с любимой был ловок и весел.
Черный чай на железном тяжелом столе,И чугунная чашка на мраморном блюдце.Два патрона в глухом вороненом стволе,И часы, что упали и больше не бьются.
Как нелеп в этот час телефонный звонок.Как нелеп этот голос, слезами омытый,Я ж еще не спустил невзведенный курок,А сижу еще, праздный и сытый.
Что ты плачешь знакомо, родимая тварь,Что ты любишь так сильно и больно?Я – не твой этой жизни наследник и царь,И разрушен мой храм, и разбита моя колокольня.