Круглый бублик диаметром около двенадцати миль вращался вокруг своей оси, обеспечивая треть терранской гравитации. Три реактора термояда обеспечивали комплекс энергией.
На внутренней поверхности планетоида было устроено подобие классического городка в окружении полей, деревьев и водоемов. Полная иллюзия терранской местности, если не поднимать голову, конечно.
Вполне комфортно на планетоиде могли проживать около десяти тысяч человек. По расчетам этнобиологов и социологов именно это количество людей может обеспечить возрождение цивилизации.
Один из первых конверторов-синтезаторов был размещен на планетоиде, снимая многие проблемы с жизнеобеспечением. Опыты с гибернацией шли полным ходом. Если отправить планетоид с десятитысячным экипажем к ближайшей звездной системе, имеющей терраподобные миры, погрузив в состояние схожее со смертью, а потом пробудить у цели?
С обычной, максимальной скоростью на плазменных двигателях лететь пришлось бы лет двести-триста. Кто захотел бы прожить жизнь на летящем куске металла, зная что цели достигнут только далекие потомки?
Гибернация делала идею межзвездных полетов вполне привлекательной.
Появление двигателей Кирстона поставило жирный крест на проекте. Марс стал не нужен. Зачем этот мерзлый шарик, если открыта вся галактика? Проект гибернации тоже прикрыли.
Планетоид законсервировали, оставив только небольшую смену из добровольцев за хорошую зарплату готовых терпеть скуку на этом объекте, вдали от цивилизации.
Потом появилась идея превратить планетоид в тюрьму. Кто сможет сбежать отсюда?
Эту идею не успели осуществить.
К проекту гибернации вернулись при первых императорах.
Двигатели Кирстона позволяли исследовать и заселять галактику. А как достигнуть соседней галактики — хотя бы галактики Андромеды?
Планетоид оснастили двигателями Кирстона и без лишней огласки, набрав экипаж в три тысячи человек, отправили в дальний космос.
… — Я не знаю что случилось… Я проснулся в капсуле гибернации спустя триста лет.
Мою капсулу поставили в храме, посреди поселения. Мне поклонялись. Меня именовали «Спящим». Меня превратили в спящее божество. Спящий и вечно молодой человек…
Росс ухмыльнулся и потер лысину.
— Мне было только тридцать лет. И волосы все оставались на месте.
Мое пробуждение возбудило население города. Потому что с моим пробуждением связывали всякие бедствия и потрясения. Я пытался узнать ответы на свои вопросы. Что с кораблем? Где мы? Где весь экипаж? Почему не работают системы связи? Жизнеобеспечение корабля работало. Очищался воздух и вода. Работал конвертор, исправно принимая жертвы и пожертвования, обеспечивалась смена дня и ночи, но терминалы связи все оказались уничтоженными.
Ответов я не получил. Тот чистенький город среди полей превратился в скопище лачуг вокруг белого города жрецов и воинов. Три касты, жесткая сегрегация… Одни питаются объедками, а другие пухнут с жира… Я проснулся и я перестал быть богом. Может ли быть богом калека с парализованными ногами? Я задавал странные и не удобные вопросы… К какой касте меня отнести они не знали и потому решили проблему просто.
Меня бросили в дальнем шлюзе. Заперли без воды и еды…
Я должен был там сдохнуть через несколько дней… Но я нашел силы заползти в скафандр, а потом выйти в открытый космос… долетел до дальнего шлюза и оказался в заброшенных отсеках.
Глава четвертая
— Ты сомневаешься в моих словах?
— Странно что в полет взяли человека с парализованными ногами.
Росс криво ухмыльнулся.
— Это был не полет, а бегство… Фонд Барнарда, организовавший полет действовал полулегально. Противников имперской власти у нас было много и не всех смогла достать безопасность… И ноги у меня были в порядке. Спину я сломал позднее.
— Любопытно… Бегство — ты говоришь? От ареста? Ты участвовал в антиправительственной организации?
— Тебя это шокирует? Ты обожаешь императора?
Лаки фыркнул.
— За кого ты меня принимаешь? Я похож на фанатика-имперца?
— Люди обожают ложь…
— Возможно. Но, извини, на фанатика больше похож ты сам!
— Вот как?
— А разве не так? Кто добровольно решиться запереть себя в стальной коробке на столетия?
Фанатики науки?
Росс засмеялся тихо. Его смех был похож на скрежет заржавевшего механизма.
— Я не был фанатиком, поверь мне.
— Пока мне трудно сделать выводы. Твой рассказ интересен, но как мне взглянуть на бортовой журнал корабля?