В цикле преданий о заселении и освоении края в особую рубрику выделены предания, повествующие о выборе места для основания селения (объекта культового назначения) — см. тип Д. Судя по преданиям, место в соответствии с действительностью выбирается по удобству расположения либо богатству промысловых угодий. В тех случаях, когда селения основывают беглые крепостные, раскольники, дезертиры из царской армии, опасающиеся поимки и наказания, либо поселенцы, заботящиеся о своей безопасности ввиду угрозы нападения внешних врагов, предпочитается скрытное и труднодоступное место. Однако практические расчеты некогда отодвигались на второй план под напором языческих верований, согласно которым место для поселения или объекта культового назначения должно избираться не без участия персонажей языческой, а позднее христианской религии. Их волеизъявление определяется с помощью таких атрибутов, которые сами ранее были божествами: это дерево, вода, огонь, священное животное, — впоследствии в какой-то мере вытесненные атрибутом христианской обрядности, в первую очередь иконой. Связанный с этими представлениями мифолого-ритуальный «образец» ограничил возможности изображения реального выбора места, впрочем, он ограничил таковые и в отношении самого обряда, вследствие чего внимание концентрируется не столько на способах его свершения, сколько на конечном, как правило, сводящемся к явленному чуду результате.
В рассматриваемом цикле выделяются и предания с топонимическим мотивом (см. тип 3), который преимущественно в этом цикле является сюжетообразующим, в то время как в преданиях, отражающих иной аспект социально-общественной жизни коллектива, он занимает обычно периферийное положение. В преданиях, относящихся к этой разновидности, речь зачастую идет о происхождении названий деревень от имен, фамилий, прозвищ их основателей, что само по себе сообразуется с фактами действительности, — см. коммент. № 57. Однако в каждом конкретном случае такое соотнесение нуждается в специальных разысканиях, поскольку имя основателя в рамках преданий подчас не столько определяет топоним, сколько само с разной степенью вероятности выявляется из этого топонима. Основатель селения либо его жители могут определяться в топонимическом мотиве и по иным параметрам: по этнической или социальной принадлежности, по роду занятий или былому месту жительства. Однако в любом случае традиция в большей или меньшей степени довлеет над текущим творческим процессом. И основатель селения, даже в том случае, когда он представлен как реальный персонаж, в сущности лишен признаков индивидуальности (опять-таки все те же лики, а не лица). Мало того, зачастую он сохраняет за собой рудиментарные признаки своих архаических предшественников — мифических, мифолого-эпических, эпических персонажей и — соответственно — воплощает в себе определенную общность. И такая традиция время от времени проявляется, хотя и в модифицированном виде, даже в поздних преданиях.
Однако в большинстве случаев топонимический мотив основывается на народной этимологии географических названий, и в первую очередь финноязычных. Зачастую такой мотив не лишен внешних признаков достоверности: он связан с историческим лицом, пребывание которого в данной местности подтверждается фактами. Тем не менее реалии, заняв определенные ячейки в структуре мотива, в иную эпоху или в иных условиях легко вытесняются другими реалиями, а то и вовсе элементами, таковыми не являющимися, вследствие чего данный мотив приближается к своему архетипу как наиболее универсальной категории. Имеющий же реалии мотив в силу господства традиции не может избежать хронологических смещений, исторических несообразностей и лингвистических несоответствий, что приводит в конечном счете к расцвеченному фантазией вымыслу, примеров чему в этом сборнике содержится немало, что и отражено в соответствующих комментариях.