Мы находимся в дороге минут десять. За маршрутом я не слежу, пока автомобиль не заезжает за шлагбаум. Я вскидываю взгляд на высотки-свечки. Их много. Они красивые.
Излившийся бешеным потоком дождь почти прекратился.
— Зачем мы здесь? — Задаю вопрос, когда Лизин отец глушит мотор, заняв одно из парковочных мест.
Смотрю на мужской подбородок. Нужно не выше и не ниже. Это важно.
— Покажу тебе кое-что, Юля.
От испуга нарушаю свое же правило безопасности — поднимаюсь к глазам. Они тоже карие, как и у Тарнавского. Но у того другие. В их лучах я греюсь. Здесь… Мороз по коже. В горле застревает глупое: «не надо мне ничего показывать».
Смолин выходит из машины. Я за ним. Беру с собой все вещи.
Захлопываю дверь — машина вспыхивает фарами. Следую за солидным мужчиной к парадному входу.
Руслан открывает для меня дверь — благодарю и ныряю внутрь.
Мы привлекаем внимание консьержа, но я не рискую здороваться. А вдруг не стоит? Смолин ограничивается кивком.
Вдвоем поднимаемся к лифтам. Ждем их. Смолин — смотрю в металлические створки. Я — себе под ноги.
Понятия не имею, куда он меня ведет. И почему так послушно иду — тоже.
По кивку шагаю в кабину. Зачем-то запоминаю, что он жмет на семнадцатку. Лифт с толчком трогается и несет вверх слишком быстро. До головокружения.
Дальше — снова плетусь за… М-м-м… Теневым «работодателем». А светлый мой что? Я отказалась от предложения, теперь предложит своей рыжей прокурорше? Или с кем-то другим вечер проведет? Или работать будет? С друзьями? Что?
Стараюсь отвлечься, пока Руслан Викторович открывает одну из дверей.
Открыв, позволяет мне зайти первой:
— Прошу.
Уже за моей спиной мужчина щелкает выключателем света, который разом зажигается во всей квартире.
Она… Красивая. Я бывала в подобной только по приглашению Лизы. Это жилье богатых людей.
Только я тут при чем?
— Проходи, осмотрись. Можешь не разуваться. Завтра клининг.
Оглянувшись, ловлю направленный на меня взгляд. Трушу, конечно, но заставляю себя сбить оцепенение.
— Зачем?
В ответ получаю усмешку. Долгий взгляд. Он заползает под кожу и растекается парализующим волю ядом.
— Посмотри сначала, Юля, потом поговорим.
Настаивать я не умею.
Кивнув, снова отворачиваюсь.
Не доверяю свой драгоценный зонт ни одной из множества свободных полок. Так и иду, прижимая его к промокшей сбоку юбке.
Это не слишком большая, но очень красивая трехкомнатная квартира. Светлая гостиная в спокойных тонах. Оборудованная современной встроенной техникой кухня. В спальню я не заходила. Заглянула только. Там… Большая кровать. Гардеробная.
Пульс частит. Под коленками слабость.
Вернувшись в гостиную, натыкаюсь на безразличное вроде как лицо. Темная бровь отца Лизы ползет вверх.
— Очень красивая квартира. Это… Лизы?
Уголок мужского рта кривится в усмешке.
Смолин перестает прокручивать в руках ключи. Сжимает их.
— Да. Но в ближайшее время Елизавета сюда не переедет. Хочу сохранить контроль. А квартира пустует. О ней никто не знает…
Направление мысли я улавливаю сразу. Горло сохнет. Глаза, подозреваю, увеличиваются.
— До твоего суда здесь пешком двадцать минут. Если хочешь…
Руслан вытягивает в мою сторону руку. В ней — ключи от квартиры. Волнение преображается в тошноту.
— Вы переоцениваете мои способности. Я не думаю… Я не думаю, что у меня вообще что-то получится.
Отец Лизы делает шаг. Я отступаю. Очевидно, веду себя неправильно. Торможу, а вот он подходит.
— Бояться — нормально, Юля. Но ничего сверхъестественного тебе делать не придется. Поверь, это будет намного легче, чем ты себя накрутила.
Мой взгляд скатывается обратно на подбородок. Я сглатываю и киваю.
Тишина давит на виски.
— Это тебя ни к чему не обязывает.
Как же…
Не верю, но молчу.
Как не пустить в себя яд легких денег и легкой же жизни? Мне кажется, я держусь только на трусости и склонности преувеличивать трагизм происходящего.
На том, что держусь на совести, как-то не думаю. Слишком комплиментарно.
Считаю до трех и делаю шажок назад. Поднимаю глаза.
— Нет. Не надо. Меня устраивает моя квартира. Не хочу лишних вопросов…
— От кого?
Кривлюсь.
— Даже от Лизы.
Смолин выглядит непрошибаемой скалой. Смотрит на меня, не выражая ничего — ни тепла, ни холода. Он таким был всегда или стал после смерти жены? Какой он вообще? Или без разницы?
— Ты думаешь, она заметит?