Я думала, вожмусь в кресло, но скорость — умеренная.
С ветерком, видимо, катает он себя и Лену.
Господи, Юля, прекрати!
Приказываю себе и ерзаю.
Смотрю в лобовое и мельком на приборную панель.
Дышать стараюсь ровно, но не глубоко.
И не фантазировать. Ни о Тарнавском, ни о том, как круто было бы с ним ездить вот так на обеды.
С кем, Юль? С беспринципным человеком? Или он ради тебя изменится?
Или тебе уже посрать?
Если бы Юля знала…
Качаю головой в ответ на свои мысли. Привлекаю внимание судьи. Он переключается с дороги на меня и неприкрыто присматривается.
Щеку жжет. Кожа реагирует. Прокашливаюсь.
Он не отворачивается.
— Почему ты не просишься на заседания, Ю-ля?
Я даже не растягивать мое имя не прошу, Вячеслав, Евгеньевич.
Набравшись смелости, смотрю в карие глаза.
Вот бы сказать: поверьте, вам так будет безопасней. Но дальше придется объясняться. А как он отреагирует — я уже не знаю. Может прямо здесь высадит из машины и до свидания. А потом позвонит Смолин…
— Жду, когда вы скажете, что на заседаниях я вам тоже нужна.
Мне кажется, отвечаю нейтрально, но вызываю у мужчины ироничную улыбку.
Он мельком смотрит на дорогу — снова на меня. Поворотники щелкают. Мы тормозим на светофоре и ждем зеленого.
— Так можно долго ждать.
Пожимаю плечами. Да, можно. Я не тороплюсь. Смолин пока тоже.
— С завтрашнего дня ходишь на каждое. Пока — присутствуешь. Марка попрошу за неделю ввести тебя в курс. Потом сядешь на место секретаря. Это не сложно.
Волной по телу прокатывается адреналиновая встряска.
На самом деле, мне это кажется дико сложным. Но в нормальных условиях я была бы в восторге. В наших…
Веду взмокшими ладонями по бедрам. Сжимаю пальцы в замок. Киваю.
— Я услышала вас, Вячеслав Евгеньевич.
Становлюсь причиной еще одной усмешки. Не знаю, хотел ли Тарнавский что-то сказать, но даже если да — план сбивает зажегшийся зеленый.
Вот тут машина стартует уже резковато. На повороте меня клонит.
— Где радость, Юлия Александровна?
Взгляд падает на свободно свисающую кисть. Потом — на вторую на руле. Обращаю внимание на часы.
Я не знаток, конечно, но они выглядят очень презентабельно. Зачем-то запоминаю мелко выгравированную марку. Патек Филип. Загуглю.
Или нет?
— Спасибо за возможность, — вместо радости я даю Тарнавскому сдержанную благодарность. Она его тоже забавляет, но развивать диалог он больше не пытается.
Дальше мы едем в основном молча. Я не очень слежу за маршрутом. Тем более, человеку, который пять лет передвигается по чужому городу на метро, по земле сориентироваться сложно, но в какой-то момент решаю открыть на телефоне карту.
Почти сразу ловлю на своем экране короткий взгляд.
Возмущение бьет краской в щеки. Страх заставляет тут же заблокировать мобильный и перевернуть.
Поворачиваю голову и улавливаю быстрое движение кадыка. Смотрю выше — губы снисходительно кривятся.
Я по глупости вдыхаю полные легкие его запаха. Дура. Слишком глубоко. Ведет.
Судейское ироничное:
— Успокойся, не успел прочитать… — ни черта не успокаивает.
— Я карту смотрела…
В ответ на мое пояснение Тарнавский молчит. Смотрит в лобовое. Потом — на меня.
Не знаю, что ищет. Тем более, что находит. Мне стыдно, хоть я еще ничего не сделала. И больно, потому что он — уже да.
— Мне нужно на короткую встречу заехать. По дороге. Минут пятнадцать. Подождешь в машине?
Это не вопрос. И сказать, что мое время слишком дорого, чтобы проводить его в ожидании, я не могу.
Тем более, что в голове сразу вихрь из мыслей. Отвожу взгляд, сажусь ровнее и киваю.
— Конечно.
А сама отбрыкиваюсь от осознания: для крысы Смолина это прекрасный шанс.
— Ну и отлично.
Дальше снова тихо. Я несколько раз смотрю на Тарнавского мельком. Сердце замирает, пальцы снова холодеют.
Неужели он не понимает, что слишком беспечен? Неужели он так мне доверяет, чтобы оставить в машине одну? За что мне такое? Да и зачем..?
Мы паркуемся напротив одного из самых дорогих ресторанов столицы. Я знаю о нем из светских хроник и журналистских расследований.
Тарнавский отщелкивает ремень и тянется к бардачку. Задевает нагревшейся от тела тканью рубашки мою руку. От места соприкосновения простреливает. Я немного двигаюсь и прячу дрожь. Он ее, кажется, даже не замечает.
Достает что-то, захлопывает. Я усердно отвожу взгляд. Рассматриваю куст в сквере с моей стороны.