— Нателла Алевтиновна, мы же с вами не дети, правда? И не студенты давно…
Тарнавский продолжает общение, а я тем временем глаз не могу от него оторвать.
Он выглядит строгим, сконцентрированным, но из него почти осязаемым фонтаном брызжет жизнь, сила, уверенность. Это все меня тянет. Я хочу подпитаться. Оказаться за этой широкой спиной.
По плечам бегут мурашки, когда вспоминаю о злосчастном конверте. О нем я тоже скажу. Я обо всем скажу.
Сегодня.
Еле дождалась утра. На работе была в восемь. За ночь речь в голове сложилась идеально.
На мысли о том, что он может не понять или не принять, наложен запрет.
Да, со всеми вокруг (да и со мной) он часто ведет себя по-скотски, но у нас с ним была договоренность о преданности. Я свою часть исполнила. Значит, он обязан исполнить свою.
Прокашливаюсь и получаю быстрый взгляд. Читаю в нем закономерное: «жди, помощница».
Переступаю с ноги на ногу. Сильнее расправляю плечи.
— Когда я работал в адвокатуре, Нателла Алевтиновна, у меня ходатайства от руки об отложении рассмотрения были длиннее, чем у вашего представителя позиция по миллионному делу. Он этой бумажкой может подтереться, я вам серьезно говорю… У всех много работы… У судов тоже, поверьте, но если вы хотите, чтобы дело выгорело…
Уши самопроизвольно закладывает. Перестаю вслушиваться. Это явно какой-то очередной договорняк, но совершенно точно не мое дело. Пусть будет… Таким. Мне уже не важно. Важно, чтобы помог.
— Давайте, Нателла. Давайте. Я жду.
Договорив, Тарнавский скидывает. Останавливается посреди кабинета и смотрит в телефон.
Я совсем близко к моменту икс. На языке уже крутятся первые слова моей речи. Нужно только дозакрыть за спиной дверь. Сделать шаг внутрь. Сжать пальцы в замок и начать с «Вячеслав Евгеньевич, мне очень нужно с вами поговорить…».
Сердце ожидаемо вылетает. Чувство такое, что в крови кроме адреналина ничего уже не осталось. Из-за нетерпения зудит кожа и под кожей. Усталость подталкивает в спину.
— Вяч… — Я шагаю и пытаюсь обратиться, но замолкаю на полуслове. Тарнавский поднимает руку с выставленным вверх указательным пальцем. Я считываю это как: «шиш».
— Жди, Юль, — мужчина приказывает и с улыбкой возвращает телефон к уху. — Да, Артур. Приветствую тебя… Что случилось?
И переключается на какого-то Артура.
Чувствую себя разогнавшейся до ста километров в час машиной, которую заставили остановиться в ноль, резко дернув ручник. Так сходу и не скажешь — меня размазало о стену или отшвырнуло в кювет.
Держу глаза закрытыми и дышу, прекрасно визуализируя, что происходит за веками. Тарнавский снова ходит и разговаривает с кем-то по своему дурацкому мобильному.
Сжимаю-разжимаю кулаки. Еле держусь, чтобы не подойти, не выдернуть, не грохнуть о пол… Не заставить себя выслушать.
Но это глупости. Нельзя так. Конечно, нельзя.
Нужно еще немного терпения и веры. Как там он написал? Иногда люди оправдывают наши надежды.
Если для этого нужно всего лишь подождать, я…
— Юль, — Тарнавский зовет, я распахиваю глаза и шагаю к нему.
Ловлю взгляд на лице. Брови судьи слегка сведены. Он как будто не совсем доволен… И не совсем понимает.
— Подожди секунду, Артур, — отнимает телефон от уха и кивает подбородком мне.
— У тебя срочное что-то? — Ответить ему даже на такой простой вроде как вопрос сложно из-за перевозбуждения.
— Да. Я говорила вам утром, что хочу… Кое-что обсудить.
— Но у меня сейчас звонки, — Тарнавский кивает на мобильный. Я тоже смотрю на него.
Подойти, схватить, грохнуть о пол. Это все, что я думаю относительно его «звонков».
Отдираю себя от трубки. Возвращаю к лицу. Надеваю на свое улыбку.
— Пожалуйста, Вячеслав Евгеньевич, это очень…
— Через час зайдешь?
Спорить бессмысленно, поэтому киваю. Сердце все так же работает на вылет. Медлю. Не хочу уходить. Тешу себя надеждой вклиниться между звонками, но…
— Юля, — снова поднимаю подбородок и встречаюсь со взглядом. — Мне поговорить надо. Ты собираешься тут стоять или…
— Да, извините. Я через час зайду.
Разворачиваюсь и выхожу из кабинета обратно в свою приемную.
Прижимаюсь лопатками к двери. Упираюсь затылком с легким ударом. Не знаю, заметит он или нет. Неважно уже.
Под коленками слабость. В пальцах дрожь.
Он меня в гроб загонит так…
Выравниваю дыхание и возвращаюсь на свое место. Сегодня работать мне по-особенному сложно, но я заставляю себя, надеясь на обещанный час.