Барни не стал спорить с Ринором. Его слуга прекрасно разбирался в дворцовых интригах и знал, что чем выше положение человека, тем сильнее он держится за собственные иллюзии. Вершину этой пирамиды занимал сам граф, и многие, включая Барни, опасались, что такая близорукость дорого обойдётся.
Ринор умел слушать, запоминать и складывать в единую картину обрывки разговоров, отдельные реплики и намёки. Он знал, что серебро развязывает язык, и успешно пользовался этой слабостью. Чрезмерное любопытство слуги могло бы возмутить кого угодно, но Барни хотел знать всё, что можно было узнать, и щедро оплачивал его услуги. Не раз и не два он убеждался в прозорливости Ринора, так что счёл нужным поделиться с ним сомнениями.
— Каневаро побоится идти нам на выручку, — задумчиво сказал Ринор. — Гордость Феличе — его конница и генерал Отторено, который находит упоение в бою. Армия Бореджо медлительна, как и их граф, и Каневаро об этом знает. Он не захочет стать приманкой для полков Отторено. А граф знает, какая участь ждёт приманку.
— А ты что бы сделал? — осторожно спросил Барни.
— Феличе можно взять только хитростью. Отступные платить — позорно, да и нет уверенности, что через год он не явится вновь. Воевать тяжело — мы не успели сделать запасы, через месяц начнётся голод. Феличе потому и не беспокоится — наши поля в его руках. Через месяц голодные простолюдины восстанут, и граф окажется меж двух огней. Тебя с семьёй не пощадят. В лучшем случае твоих сыновей — пока они ниже телечной оси — заберут и отдадут твоим врагам на воспитание.
В традициях тех далёких времён рост ребёнка сравнивали с высотой чеки, скреплявшей колесо телеги. Если ребёнок был ниже этой чеки, значит, он ещё так мал, что не помнил, кто его отец и мать. Таких победители смело брали к себе — дитя принимало новую семью, новый уклад жизни, а если к месту, то и новую веру. У Барни было два сына — одному год, второму два с половиной; они ещё не достигли роковой отметки.
— Если бы Феличе снял с осады хотя бы пару полков, мы бы разбили оставшихся. Благодаря лазутчикам мы в курсе всего, что там происходит. Если, к примеру, сегодня ночью Феличе тайно отправит пару полков навстречу Каневаро, то следующей ночью мы так же тихо выведем свои отряды из крепости и обрушимся на их лагерь. Потом разобьём вернувшиеся полки — если этого прежде нас не сделает Каневаро, — делился мыслями Барни.
— Хочешь перехитрить хитрого? Что бы ты делал на месте Феличе?
Барни замялся. Феличе не глуп.
— Вот и я так думаю. Он не попадётся в такую ловушку. Он выступит навстречу Каневаро, только если будет знать, какой дорогой идёт подкрепление, и лишь когда они окажутся сравнительно близко, чтобы не оставлять лагерь надолго. Феличе постарается подкрасться тихо и атаковать внезапно. И будет биться не до победного конца — отступит через несколько часов, оставив Каневаро зализывать раны. Он понимает: разрушить планы — это половина победы. Не знаю, сколько людей потеряет Каневаро, но с сотнями раненых в обозе он не вояка. Мы в одиночку Феличе вряд ли разобьём, так что осада возобновится. Вот если бы удалось обманом вывести пару полков — другое дело. Солдаты не верят генералу, попавшему впросак, а тем, кто перехитрил врага, — гордятся. И Каневаро стал бы сговорчивее; он из тех, кто выжидает, чья возьмёт.
Барни покачал головой:
— Буду просить дядю, чтобы он сделал тебя офицером. Заслуживаешь прежде многих.
В комнату вошла Лукерья, жена Барни.
— Куда это вы собираетесь? — с удивлением разглядывала она разложенные на лавке одежды.
— На прогулку, — резко ответил капитан.
Женщина долго смотрела на угрюмое лицо мужа, потом на отведшего глаза Ринора — и всё поняла. На глаза её навернулись слёзы. Она повернулась к Ринору:
— Берегите друг друга.
Мужчины улыбнулись. Так она говорила перед каждым походом, почему-то считая Ринора более рассудительным и осторожным.
— Возвращайтесь скорее. Если крепость не устоит… тот сумасшедший генерал не пощадит никого.
— Не волнуйся, — сказал Барни. — Этого не случится.
Он старался придать своим словам небрежную уверенность. Но на душе скребли кошки — Барни старался не думать о том, что произойдёт, если задуманное не удастся.
Ночью через тайный подземный ход, выходивший к берегу речки в шестистах ярдах от крепости, Барни и Ринор выбрались наружу. Сели в крошечную лодку, спрятанную под нависшими над водой кустами, и отплыли на милю — туда, где, по их расчётам, уже не было армейских патрулей. Бесшумно миновали рощу и вышли на дорогу, ведущую из Болебо в Триболь. Теперь они могли говорить — если попадётся патруль, скажут, что обошли Медже стороной.