— Не нового. Было сказано: “И родятся у тебя три медвежонка. В тот же день поставь их у трона. Собери из каждого рода по представителю и решайте все на равных. Принцы вырастут, будут в Междуречье три великих правителя”. Когда свершилось это — родилось три принца — король отнес корзинку с детьми в молебную рощу и сказал, чтобы Зверь забирал себе “великих правителей”. В тот день Зверь выбрал семьи, что поведет на новую землю, и они ушли на восток. Самые верные основали Флидабург, сомневающиеся расползлись по всему краю.
— А что стало с Междуречьем?
— Зверь его сжег.
— А что стало с принцами?
Оберон странно улыбнулся.
— Младенцы не выживают в лесу, Грета.
— Это не глупая сказка, — нахмурилась она. — Это страшная сказка.
— Пожалуй, что так, — кивнул Оберон и долго смотрел на озеро.
Прерывать его молчание не хотелось. А спросить хотелось так много.
— Оберон, — решилась все-таки Грета. — Мне не нужен Верн. Он говорит, что меня любит, но мне он не нужен. И мне совершенно не важно, насколько он хороший король. Я не могу любить его за то, что он король. Не могу.
— Мне кажется, вы лукавите, — спокойно сказал Оберон. — Если бы видели в нем короля, не вели себя так… Но если настаиваете, то попробуйте увидеть в нем не короля. Мужчину, например.
— Это не поможет.
— Вы пробовали?
— Не хочу. Я вас хочу.
Оберон смотрел на нее так ласково, что Грета была уверена, что вот сейчас, именно сейчас, он ее поцелует. Но вместо этого ее рыцарь сказал с грустью:
— Для Верна я — напоминание о великом прошлом. Для вас — мечта о прекрасном будущем. Но я — лишь призрак.
— Что вы такое говорите?
— Я — призрак, Грета. Я — один из тех трех принцев. Меня не существует. Я — лишь привидение. Великое, вечное, но бестелесное. То, что вы видите — иллюзия. Каким я мог бы быть, если бы я был.
Грета смотрела на него и не могла вымолвить и слова.
— К телу нельзя прикасаться лишь потому, что иллюзия моего существования разрушится. Как рушится любое средоточие магии, стоит только осквернить ее рукой смертного. Зверь дал нам, принцам, всю силу сожженных в Междуречье молебных рощ. Мы можем многое, но жизнь нам недоступна. Умереть я тоже не могу. Только раствориться в земле, лесах, реках. Магия вернется туда, откуда пришла, забрав остатки меня с собой.
— Этого не может быть, — чуть дыша проговорила Грета.
— Такой вот конец у сказки.
И вдруг Грета расплакалась.
— Ну что вы, в самом деле? — виновато улыбнулся Оберон. — Не стоит проливать по мне слез. Какая глупость. Какое непростительное расточительство времени рядом с вами.
Оберон осторожно придвинулся и еще осторожней обнял.
— Только, пожалуйста, Грета, не делайте резких движений, — шепотом попросил он.
— Зачем вы рискуете?
— Потому что вы мне дороги. И вы плачете.
Грета сидела, свернувшись клубочком, чтобы ни в коем случае на задеть шею или подбородок Оберона. Хотя он был значительно выше, ей все равно казалось, что необходимо занимать как можно меньше места. Уткнулась носом в его грудь и тихо хныкала, обогретая теплом магии, укрытая рыцарским плащом.
— Грета, — тихо сказал Оберон, — попробуйте полюбить короля. Знаю, знаю. Не злитесь. С ним тяжело. Многое он делает, не подумав. Но он так молод, а вы, простите, умеете доставлять неприятности. Вы когда-нибудь думали, что бы случилось, если бы тогда вышли за него замуж? Тогда, когда мы подошли к столице. Он ведь и в мыслях не держал обидеть вас. Думал, что вы все такая же милая девочка. Такая, какой вас помнил. А вы выросли.
— И возненавидел меня оборотень.
— Если бы.
Грета выбралась из-под плаща и вытерла слезы.
— Не надо расхваливать мне Верна. С тех пор как появился, от него одни беды. Он мне не нужен.
Она встала. Отряхнула платье и, поклонившись Оберону, ушла.
Он еще долго сидел и раздумывал, как сладко и как тяжело было услышать от нее: “Я вас хочу”.