Моя левая бровь лезет на лоб. А сомнения в правильности своего поведения разрастаются в прогрессии.
С какой радости он так расстарался?
— Это всё, — обвожу глазами стол, — ты принёс для меня?
Кивает.
С натугой сглатываю и глубоко вдыхаю. По коже проходит неприятный холодок и дрожь. Выпрямляю спину и с трудом удерживаю зрительный контакт. Захотелось вдруг отвести глаза.
— С чего бы такая щедрость? Тебе что-то нужно от меня? — раздражённо спрашиваю.
Глава 12
Странно всё и непонятно. И меня это жутко злит, заставляя лишний раз нервничать и психовать. Оно мне надо вообще?
Снова смотрю на окружающих и едва сдерживаюсь, чтобы не передёрнуть плечами, сбрасывая их озлобленные, пренебрежительные взгляды.
— Выглядишь больно болезной, — и опять этот придирчивый, оценивающий взгляд, в котором я замечаю что-то вроде порицания, укора. — Не спишь, не ешь. Долго не протянешь.
— Кто за мной следил? — спрашиваю и переплетаю руки на груди.
Он тянется к контейнеру, берёт голубичку и подносит к моему лицу.
— Открой ротик — скажу, — нахально улыбается. Особенно своими чёрными, бездонными дьявольскими глазами, в которых плещется шаловливость и чудачество. Но не злое, а ребяческое и доброе.
Или это я совсем не разбираюсь в людях и поневоле пленяюсь его харизмой и очарованием. А он просто хороший притворщик и лицемер.
— А массаж стоп не надо?! — шиплю, теряя терпения.
— Это твой одногруппник, Востриков.
— Что?! — ошарашенно произношу, а Артём проворно впихивает мне в полураскрытый рот ягодку. Морщусь и жую, хотя голубика невероятно вкусная и сладкая. — Ты серьёзно?
— Да.
Задумавшись, хмурюсь и автоматом беру протянутую Артёмом ягодку. Немного покрутив в пальцах, закидываю в рот.
— Может, ты неправильно понял. Он просто рядом оказался. Случайно.
— В пятницу после пар он вёл тебя до дома намеренно.
— Да ну! Бред какой-то. Андрей, конечно, засранец, каких поискать, но точно не сталкер. Да и зачем ему это?
— Думаю, он видит то, что ты пытаешься скрыть.
Порядочно напрягшись, ёрзаю на стуле. Крепко и нервно сжимаю мгновенно вспотевшие ладони.
— В смысле?
— Ты ему нравишься, — вполне серьёзно отвечает.
— Нравлюсь?! — недоверчиво переспрашиваю и откровенно смеюсь. — Ты себя-то слышишь? Востриков меня ненавидит и презирает! Он мне жизни не даёт своими бесконечными нападками и издевательствами.
— Именно, — продолжает гнуть своё. — Он влюбился, и его это бесит. А через твои боль и унижения, он пытается себе доказать, что ты недостойна его симпатии.
Откидываюсь на спинку стула и ошеломлённо молчу. Обвожу растерянным взглядом студентов, тщетно выискивая Андрея.
— Блин, это звучит так дико, и… по-маньячному, что ли, — неприязненно передёргиваю плечами. А потом вдруг в ужасе замираю от кошмарного предположения. — Боже… А если он?... Он следил за мной только в пятницу? — еле ворочаю пересохшим языком и в упор смотрю на Самарина, уже представляя новые, более изощрённые унижения, глумеж и оскорбления.
И во что всё это может выльется…
— Только в пятницу, — отвечает, сканируя меня.
Расслабленно опускаю голову и выдыхаю, а потом вдруг снова мгновенно напрягаюсь и медленно возвращаюсь к чёрным глазам на неприлично красивом лице. Волнение, трепет, страх тугим узлом скручивают внутренности и до предела натягивают изношенные нервы. Сердце трепыхается, а к горлу подступает лёгкая тошнота.
— А ты? — еле выдавливаю короткий вопрос и застываю в тягостном, напряжённом ожидании.
Неужели ты действительно за мной следил? Я не заметила тебя ни разу… Да и вообще, я ведь не приняла тот наш разговор всерьёз.
— Всё время был рядом.
Порывистый глоток воздуха застревает в горле, причиняя противную, давящую боль. Собираю последние крупицы самообладания и стараюсь как можно спокойнее произнести.
— И в клубе? — голос дрожит.
— Да.