Ты должен убить ее, - говорит Трис.
- Каждый раз.
- Она не настоящая.
- Она выглядит как настоящая. Она ощущается настоящей.
- Будь она настоящей, она давно бы убила тебя.
- Все хорошо. Я просто... сделаю это. - Я подхожу к столу. - Это не так плохо. Не стоит той паники.
Ужас и паника не единственные признаки страха. Есть нечто больше, более страшные вещи.
Плохое предчувствие и всепоглощающий ужас.
Я заряжаю пистолет, не думая об этом, держу его перед собой и смотрю ей в лицо. Она бледная, словно знает, что я собираюсь сделать и принимает это.
Она одета в одежду, не принадлежащую ни одной фракции, но она могла бы вполне быть отреченной, стоящей здесь и ожидающей, когда же я раню ее, так, как все они. Так, как они будут делать, если Макс, Джанин и Эвелин добьются своего.
Я закрываю один глаз, чтобы сфокусироваться, и стреляю.
Она падает, а я думаю о том, как бил Дрю, пока он не потерял сознание. Рука Трис обвивается вокруг моей.
- Идем. Продолжай двигаться.
- Мы проходим мимо стола и я вздрагиваю. Ожидание последней части симуляции может быть страхом само по себе.
- Начинается, - говорю я.
В круг света, в котором мы сейчас стоим, прокрадывается темная фигура, и она двигается так, что виден только край ботинка. Затем человек, Маркус, делает шаг к нам навстречу; у него темные глаза и коротко стриженые седые волосы, демонстрирующие очертания черепа.
- Маркус, - шепчет она.
Я смотрю на него. Ожидаю первого удара.
- Вот и та часть, где ты узнаешь, как меня зовут.
- Он... - Теперь она знает. Она запомнит это навсегда; я не смогу заставить ее забыть, даже если бы я хотел этого.
- Тобиас.
Столько времени прошло с того момента, как кто-либо произносил мое имя так, будто это откровение, а не угроза. Маркус разматывает ремень.
- Это для твоей же пользы, - говорит он и мне хочется закричать.
Он незамедлительно множится, окружая нас, волоча ремень по белой плитке. Я сжимаюсь, ссутуливаю спину, и жду, жду. Ремень занесен назад, и я вздрагиваю, прежде чем он ударяет, но он не ударяет.
Трис стоит напротив меня, с поднятыми вверх руками, напряженная от макушки до пяток. Она стискивает зубы, когда ремень обматывается вокруг ее руки, затем она тянет его на себя со всей силы, а потом отпускает. Движение настолько мощное, я с удивлением вижу, насколько сильным оно выглядит, и как жестко ремень ударяет по коже Маркуса.
Он бросается в сторону Трис, и я становлюсь впереди нее. На этот раз я готов, готов сопротивляться. Но момент так и не наступает. Огни поднимаются вверх, и пейзаж страха завершается.
- И это все? - говорит она, а я смотрю на место, где стоял Маркус. - Это были твои худшие страхи? Почему у тебя только четыре ...ох. - Она смотрит на меня. - Вот почему тебя называют...
Я боялся, что если она узнает о Маркусе, она будет смотреть на меня с жалостью и заставит меня чувствовать себя слабым, и маленьким, и пустым.
Но она видела Маркуса и смотрела на него со злостью и без страха. Она заставила меня почувствовать себя не слабым, а сильным. Достаточно сильным, чтобы дать отпор.
Я притягиваю ее к себе за локоть и целую ее щеку, позволяя ее коже обжечь мою. Я держу ее крепко, уткнувшись в нее.
- Эй, - выдыхает она. - Мы прошли через это. - Япровожу пальцами по ее волосам.
- Ты меня провела через это, - отвечаю я.
Я веду ее к скалам, куда мы с Зиком и Шоной иногда ходим поздно вечером. Мы с Трис садимся на плоский камень, висящий над водой, обувь намокает от брызг, но вода не такая холодная, как мне казалось. Как и все обучающиеся, она слишком сконцентрирована на тесте на проверку способностей, и я борюсь с тем, чтобы поговорить с ней об этом. Я думал, что когда пролью свет на одну тайну, все остальные секреты откроются сами собой, но я полагаю, что открытость - это привычка, которую вы вырабатываете со временем, а не переключатель, который вы щелкаете, когда вам вздумается.
- Знаешь, это то, о чем я никому не рассказываю. Даже своим друзьям. - Я смотрю на темную, мутную воду и на то, что плавает на ее поверхности - мусор, выброшенная одежда, бутылки, похоже на маленькие корабли, собирающиеся в путешествие. - Мой результат был ожидаем: Отречение.
- Ох. - Она хмурится. - Но ты все-таки выбрал Бесстрашие?
- В силу необходимости.
- Почему тебе пришлось уйти?
Я отворачиваюсь, не уверенный, что могу озвучить свои причины, потому что, признавая их, я становлюсь предателем фракции, я чувствую себя трусом.
- Ты должен был сбежать от своего отца, - говорит она. - Не потому ли ты не хочешь быть лидером бесстрашных? Потому что, если ты станешь им, тебе снова придется его увидеть?
Я пожимаю плечами. - Поэтому, и еще я всегда чувствовал, что я не совсем принадлежу бесстрашным. По крайней мере, не таким, какие они сейчас. - Но это не совсем так. Я не уверен, что сейчас самое время рассказать ей о том, что я знаю о Максе и Джанин, и об атаке - эгоистично, но я хочу сохранить этот момент для себя, лишь на некоторое время.
- Но... ты потрясающий, - говорит она. Я поднимаю брови. Она выглядит смущенной. - Ну, по стандартам бесстрашных. Четыре страха - неслыханно. Как ты можешь не принадлежать этому месту?
Я снова пожимаю плечами. Чем больше проходит времени, тем страннее для меня, что мой пейзаж не изрешечен страхами, как у любого другого. Многие вещи заставляют меня нервничать, беспокоиться, чувствовать себя неудобно… но, когда я с ними сталкиваюсь, я могу действовать, меня не парализует. Мои четыре страха, если я не буду внимателен, парализуют меня. Вот и вся разница.
- У меня есть теория, что самоотверженность и храбрость не так уж и отличаются. - Я оглядываю Яму, возвышающуюся высоко над нами. Отсюда я могу видеть лишь маленький клочок неба. - Всю свою жизнь ты тренируешься, чтобы забыть себя, поэтому, когда ты в опасности, это становится твои первым инстинктом. Я так же легко могу принадлежать и Отречению.
- Ну да. Я ушла из Отречения, потому что была недостаточно самоотверженна, как бы я не старалась.
- Это не совсем так, - говорю я с улыбкой. - Девчонка, которая позволяет метать в себя ножи, пожалев друга, кто нападает на моего отца с ремнем, чтобы защитить меня - эта самоотверженная девчонка разве не ты?
При этом освещении она выглядит так, будто бы пришла из другого мира, ее глаза настолько бледные, что кажется, будто они светятся в темноте.
- Ты внимательно следил, не так ли? - спрашивает она, будто читая мои мысли. Но она говорит не о том, что я смотрю на ее лицо.
- Мне нравится наблюдать за людьми, - отвечаю я хитро.
- Думаю, ты не подошел бы Искренним, Четыре, потому что ты ужасный лгун.
Я опускаю руки вниз, рядом с ее руками, и наклоняюсь ближе.
- Отлично. - Отеки спали, ее длинный узкий нос вернулся в обычное состояние после нападения, рот тоже. У нее приятный рот. - Я наблюдал за тобой, потому что ты мне нравишься. И... не называй меня Четыре, хорошо? Очень... приятно. Снова слышать свое имя.
Она выглядит сбитой с толку.
- Но ты старше, чем я... Тобиас.
Это звучит так хорошо в ее исполнении. Будто нет ничего постыдного.
- Да, эта огромная двухлетняя разница непреодолима, не правда ли?
- Я не пытаюсь быть самоуничижительной, - говорит она упрямо. - Я просто не понимаю этого. Я младше. Я не красивая. Я…
Я смеюсь и целую ее в висок.